Алексей Махров - Русские не сдаются!

– Это тебя в дурдоме научили так прикладом орудовать? – В голосе обер-лейтенанта послышалась насмешка.

– Да за такие дела эту тварь вообще до смерти прибить надо! – злобно ответил Курт. – Он наших парней поубивал, сволочь! И к вам подбирался!

– Я не уверен, что это он, – задумчиво сказал обер-лейтенант. – Уж очень молод для такого… И убить голыми руками троих опытных бойцов? Да так, что мы, сидя в тридцати метрах, ничего не услышали? Он ведь явно не солдат, хотя и одет в униформу, – знаков различия нет. Сапоги и ремень на нем офицерские, оружие нестандартное – «Парабеллум», выпущенный в начале века, и новейшая русская автоматическая винтовка.

– Да он это, он, больше некому было! – упорствовал Курт.

После последних слов мне в бочину знатно прилетело носком тяжелого ботинка. Ойкнув от неожиданной боли, я открыл глаза. Надо мной стоят не двое, а четверо – здоровенные молодые парни. Стоят так, что не дотянешься, да и оружие держат на изготовку – рыпаться бесполезно, даже будь я совершенно здоровым и не связанным. А тут и головная боль от любого шевеления, и скрученные за спиной руки. Полный набор, короче… Вот ведь вляпался! Судя по «кнохензакам» и «хоккейным» шлемам – это давешние десантники, устроившие засаду.

– Курт, ты поаккуратней! – небрежно приказал стоявший слева от меня немец, обладатель изящных усиков, которые сейчас терялись в густой черной трехдневной щетине, покрывавшей щеки и подбородок. Судя по голосу, это и есть обер-лейтенант. – Прибьешь щенка, кого мы допрашивать будем?

Однако! Если смотреть на изменившееся положение солнца, в отключке я провалялся довольно долго. И немцы так спокойненько стоят, выстрелов и прочих звуков боя не слышно… Это что же – диверсанты разгромили нашу колонну и теперь спокойно выясняют, кто почикал их людей?

– У нас еще один пленный есть! – набычился мстительный Курт – огромный даже на фоне остальных немаленьких бойцов, рыжий детина со сломанным «боксерским» носом. – Тот даже настоящий комиссар!

– Комиссар, похоже, не жилец! – хмыкнул офицер. – И тут без твоего участия не обошлось – он, похоже, сдаваться шел, а ты ему пулю в грудь влепил. Так что с мальчишкой не очень усердствуй – нам ведь надо выяснить, что в этой сбежавшей колонне везли!

Ага! Значит, пока я по лесу бегал, колонна сбежала! И бросили меня на съедение этим двуногим крокодилам? Ну, в принципе сам виноват – тоже мне, супермен, герой-одиночка, одним махом семерых побивахом! Я хоть кого-нибудь предупредил, что во фланг засаде захожу? Нет… Ну и чего тогда на своих пенять? У них приказ – добраться из пункта «А» в пункт «Б». По возможности целыми и невредимыми. Засада? Отбились и дальше поехали. Потеря молодого, но перспективного юноши? Ну что же делать? Война…

Ладно, раз остальные выбрались, то и я уж как-нибудь выкручусь… Не впервой! А вот, интересно, что там за комиссар такой сдаваться шел? Уж не Жиленков ли? С него станется! Вот хоть убейте, не верю я, что, если предателям, вроде Власова, обеспечить все условия для нормального служения своему Отечеству, они так и останутся добропорядочными гражданами. Не попади Власов в окружение – предал бы чуть позже в другом месте.

– Только я его больше не понесу, господин обер-лейтенант! И так почти два километра от места засады тащил! – заявил Курт. – Пусть топает собственными ножками!

– А если не сможет сам идти, все-таки ты его здорово по башке прикладом приласкал, то что? – с академическим интересом спросил офицер. – Все равно не понесешь?

Последняя фраза была произнесена с некоторой толикой угрозы, и Курт это сразу понял и дал обратный ход:

– Понесу… Но перед этим очень тщательно проверю его способность ходить самостоятельно!

Обер-лейтенант задумчиво кивнул и скомандовал:

– Сворачиваем привал! Поднимайте пленных!

Десантники вокруг бросились врассыпную, подбирая с травы рюкзаки.

– Эй, падаль, вставай! – Курт решительно приступил к реабилитационным мероприятиям, активировав процесс регенерации ударом ботинка по ребрам.

Я всем своим видом изобразил полное непонимание и одновременно слабость здоровья, близкую к обмороку (что в принципе являлось правдой). На здоровяка моя пантомима не произвела особого впечатления, и он занес ногу для повторного удара. Остановил его воспитательно-оздоровительный порыв окрик командира:

– Курт, я же тебе говорил: аккуратнее с мальчишкой! Он у нас один остался – комиссар, похоже, все-таки сдох!