Сергей Щипанов - По ту сторону

– Не беспокойся, не стану. Я знаю, что делаю. Если не случиться чего-нибудь совсем уж из ряда вон, я не только не прогадаю, но и буду при хороших барышах.

– А как же ваши арендаторы-йомены?

Дядя Рич пожал плечами:

– Видит бог, я не желаю этим людям зла. Однако земля принадлежит мне, я вправе распоряжаться ею по своему усмотрению.

Что я могла возразить? Раньше надо было думать, прежде чем советы давать. Слово не воробей – попробуй, поймай его!

Историю не остановишь. Спрос на сукно породил мануфактуры, а тем нужна шерсть, её дают овцы, а им требуются пастбища… Вот и выстроилась цепочка. И я, со своими советами как бы сбоку припёка.

А время бежало без оглядки. Уже пузичко у меня начало расти – шестой месяц.

Вместе с животом росла тревога в душе: как всё пройдёт? У специалиста не наблюдаюсь – женские консультации появятся лет через триста пятьдесят; анализы… тут и слова такого не знают. Я уже не говорю про УЗИ и МРТ. Правда, и в нашем веке девчонки-малолетки, случается, тайком рожают, дома в ванной, а то и вовсе в сарае каком. Но те – дуры, а мне-то, работнику «скорой», хорошо известно, чем такие роды могут закончиться. Уговаривала себя: обойдётся, не ты первая, не ты последняя, тут дядя Рич прав. Да и, хочешь не хочешь, а рожать всё равно придётся.

После череды пасмурных дней с унылой моросью, когда мельчайшие капли словно подвешены в воздухе, и всё вокруг тонет в тумане, как-то сразу, вдруг, распогодилось. Живое яркое солнце согрело и подсушило мокрую озябшую землю, лёгкий ветерок разогнал дымку, чистый прозрачный воздух наполнился запахами и звуками – ещё одна зима осталась позади.

Меня потянуло на волю – опостылело сидение в четырёх стенах. Да и Матильда, моя лошадка, застоялась, поди.

Дядя Рич был не против возобновления верховых прогулок, но настоял, чтобы я выезжала обязательно в сопровождении слуги.

Ездила я шагом – никаких рысей и галопов. Мой грум Джозеф, тощий долговязый парень, верхом на старой кляче – карикатурный Дон Кихот – всегда плелся сзади.

В то утро мы мирно ехали по петляющему между холмами просёлку. Джозеф приотстал, я наслаждалась картиной цветущей эрики, густо облепившей каменистые склоны возвышенностей. Розовато-белая кипень, покрывающая кустарник, придавала праздничный вид прежде унылой местности. Мир и покой царили вокруг, казалось: нет и быть не может никаких опасностей тут, среди чистой девственной природы, вдали от людских мерзостей.

Как я ошибалась!

Дорога шла через рощу. За ней – я знала – деревня, где жили крестьяне, арендаторы Беркли. Не удивилась, услышав голоса, и не придала значения, подумала: сельский праздник какой-нибудь. Выехала на большую поляну и… оказалась в гуще сборища.

Десятка два спешившихся (лошади стояли тут же) мужчин слушали речь крикливого малого, взобравшегося на пень. «Наши дети будут голодать, а им и дела нет!», – кричал горлопан. «Верно!», – вторили ему слушатели. «Заставим хозяина считаться с нами!». «Верно! Заставим!»…

Я не успела ничего сообразить: «оратор», завидев меня, истошно завопил:

– Глядите – шпионка из барского дома!

Перепугавшись, я хотела развернуться и дать деру, но один из мужиков схватил лошадь под уздцы.

Я совсем растерялась:

– Что вам нужно?! Отпустите меня… На помощь!

Мой призыв был услышан.

Джозеф поспешил на зов. На полном скаку (если только это выражение применимо к бегущей трусцой кляче) подлетел он к моим обидчикам и стегнул того, что удерживал Матильду, хлыстом.

Ей-богу, лучше бы он этого не делал!

Всё-таки, английский бунт (а это явно был бунт против хозяина, отказавшего крестьянам в аренде земли), в отличие от русского, не настолько бессмыслен. Впрочем, в такой же степени беспощаден.

Детина, получив удар, заорал благим матом, и отпустил лошадь.

Я, с перепугу, послала кобылу в галоп.

Что стало с Джо, не знаю. Обозлённые крестьяне могли стащить его с коня, избит, и даже убить. Мне, останься я на месте, скорее всего, тоже бы не поздоровилось. Так что решение спасться бегством, было, пожалуй, единственно верным на тот момент.

Летела, не разбирая дороги. По редколесью, потом по широкому лугу, уходя от погони – за мной гнались на лошадях с десяток бунтовщиков.

Неужто они настолько разъярились, что желали непременно догнать и расправиться со мной?! А может, хотели схватить и держать при себе, как заложницу? Кто знает…

А меня лишь одно заботило: не упасть с лошади. Даже мысль, что тряска может спровоцировать преждевременные роды, отошла на задний план. Если упаду, тогда всё, конец.