Борис Батыршин - Египетский манускрипт

Борки никуда не исчезали. Зато двинулся поезд: после звона колокола, свистка и крика «Отправля-а-а-емся!» состав лязгнул сцепками и пополз, постепенно набирая скорость.

– Вот они, Борки! – радостно воскликнул Иван. – Нашел!

И принялся читать:

«Борки – село Змиевского уезда губернии, при рч… – речке, наверное? – …в двадцати пяти верстах от Змиева, жителей около тысячи пятисот душ…»

– …И что с того? А, вот, нашел…

«…Получило известность после крушения здесь императорского поезда 17-го октября 1888 года. В этот день в 2 часа 14 минут, на 277 версте от Курска, когда поезд, спустившись с уклона, шел по ровной насыпи… сильный толчок сбросил с места всех ехавших в поезде…»

Иван оторвался от планшета и удивленно взглянул на отца:

– Так что, здесь разбился поезд Александра Третьего?

Отец усмехнулся – кто бы сомневался! – и ласково спросил:

– Какой год у нас на дворе, не напомнишь?

– Тысяча восемьсот восемьдесят шестой, август… – начал Иван и замолк.

– То-то… все понял!

– То есть – поезд еще только разобьется, через два года?

– Наконец-то дошло, – съязвил Олег Иванович. – Не все одному мне в годах путаться…

Иван пропустил шпильку мимо ушей.

– А император останется жив? Верно ведь?

– Верно, останется. Спасение государя объявят чудом и даже построят по этому случаю храм. Во-о-н на той горке.

Ваня припал к окну – поезд, постепенно разгоняясь, проходил мимо просторного, залитого солнцем косогора. Проводив приметное место взглядом, мальчик вновь уткнулся в планшет:

– Точно, тут написано, что на него деньги собрали. Значит, когда писали статью в Брокгаузе, еще не построили? Вот, слушай:

«…У места крушения вскоре был устроен скит, именуемый Спасом-Святогорским. Тут же, в нескольких саженях от насыпи, сооружается великолепный храм… – вот, точно про это место , – радостно закричал мальчик: – Самое высокое место насыпи… – это то место, где во время крушения стоял великокняжеский вагон, из которого выбросило невредимою великую княжну Ольгу Александровну…»

– Да, вот где-то здесь он и будет стоять… – кивнул Олег Иванович. – Пока не взорвут.

– Как – взорвут? Кто? – возмутился Иван. – Большевики? Так же, как и храм Христа Спасителя?

– «А часовню тоже я развалил»? – поморщился отец. – Заладил, понимаешь: «большевики» да «большевики»! Немцы, в сорок третьем… хотя точно не скажу. Может, и правда наши. Дело было во время войны, тут такое творилось – не до храмов было. Потом он полвека простоял без купола, пока в двухтысячном его не восстановили.

– Так, значит, там он и стоит? – поинтересовался Ваня.

– Не знаю, – пожал плечами отец. – Наверное. Куда он денется? Это же Харьковская область… то есть губерния.

– Значит, Украина… – протянул мальчик.

Олег Иванович поморщился. Не хотелось вспоминать о том, что творится сейчас в этих краях в их времени.

Иван, к его облегчению, не стал развивать тему.

– А государь даже и не пострадал! Вот тут написано:

«…Все бросились их разыскивать и вскоре увидели царя и его семью живыми и невредимыми. Вагон с императорскою столовою, в которой находились их величества с августейшими детьми и свитой, потерпел полное крушение. Вагон был сброшен на левую сторону насыпи и представлял ужасный вид: без колес, со сплюснутыми и разрушенными стенами, вагон полулежал на насыпи; крыша его лежала частью на нижней раме…»

– Говорили, – добавил Олег Иванович, – что Александр Третий, обладавший недюжинной силой, держал на плечах крышу вагона, пока его семья и другие выбирались из-под обломков.

– Здорово! – удивился Ваня. – Крышу вагона – и на плечах? Это же какой бык был!

– Еще бы, – кивнул отец. – Его вообще богатырем называли – не то что худосочный Николай.

– Так, значит, государь совсем нисколечко не пострадал?

Олег Иванович покачал головой:

– Не сказал бы. То есть во время самого крушения он остался невредим, но стал жаловаться на боли в пояснице. Оказалось – при падении государь повредил почки. А через шесть лет простудился, заболел нефритом и умер в своей любимой Ливадии. Такая вот история…

– Жаль, – сказал Иван. – А если его как-нибудь спасти? Хороший ведь царь, не то что размазня Николашка…

– Ты все же того… поуважительнее, – поморщился отец. – Святой все же. Но в общем – согласен. Хороший был император и умер в каких-то сорок девять лет. Для государственного деятеля – не возраст, все, считай, впереди. Вот, скажем, Бисмарк – ему сейчас сколько, восемьдесят один год? Однако же всей европейской политикой вертит, как хочет…