Борис Батыршин - Египетский манускрипт

– Вы проделали огромную работу, герр Бурхардт, – искренне сказал Олег Иванович. – А теперь, если вы позволите, я бы хотел кое-что с вами обсудить. Помнится, вы интересовались, кто мы такие? Теперь, пожалуй, я готов ответить…

Николка уже полчаса колесил по переулкам в районе Таганской площади. Хотя до места, где предположительно находился сейчас Яша, было по прямой меньше двух верст, рация только шипела, верещала и больше ничего – хоть ты тресни! Николка тряс приборчик, нажимал от отчаяния другие кнопки, но добился лишь того, что он окончательно затих. Испугавшись, что связи теперь не будет совсем, мальчик выключил рацию, досчитал до десяти и заново включил. В динамике вновь заверещало, и, к несказанной Николкиной радости, сквозь шум пробился знакомый голос – Яша!

Мальчику было, конечно, невдомек, что возвышавшаяся между ним и Хитровым рынком Ивановская горка [73]напрочь блокировала радиосвязь; а когда он поднялся повыше, на Таганский холм, Яков с его рацией оказался опять в зоне уверенного приема, и теперь его голос был достаточно громким. Даже слишком – проходящий мимо господин тоже услышал его и проводил гимназиста недоуменным взглядом. Тот, поняв, что чуть не прокололся, свернул в подворотню и зашарил по карманам в поисках наушников. К этим крошечным ушным затычкам он уже привык – когда смотрел по ночам фильмы на ноутбуке.

Хотя недоумение господина вполне могло быть вызвано и не рацией.

Николка, обсуждая с Яшей их хитроумный план, совершенно упустил из виду, что расписание Ярославской дороги по воскресным и будним дням различается, – и как раз опоздал на тот самый дачный поезд, на котором должен был отправиться сегодня в Москву. И пришлось мчаться от самых Мытищ на велосипеде; в итоге мальчик успел все же вовремя, добравшись за какие-то два часа. Да и то из них двадцать минут потратил в поисках места, откуда было бы слышно Яшу. А уж сколько недоуменных взглядов поймал он на себе по дороге…

А сколько раз вслед Николке неслись трели полицейских свистков! Ну конечно – езда на бициклах по городу каралась штрафом, хотя не каждому городовому случалось хотя бы видеть эту мудреную машину. Лошади испуганно шарахались от велосипедиста, а на Сретенке мальчика чуть не вытянул хлыстом кучер богатого частного выезда.

Но – обошлось. И Николка уже раз десять давал себе слово припрятать велосипед на Гороховской, а в Перловку вернуться вечерним поездом.

– … Тиу-туу-у-у … Никол, Никол, я на связи, прием, – забубнило в ухе.

Мальчик нажал тангенту:

– Слышу тебя, Яша, слышу хорошо, прием.

Ему ужасно нравились эти словечки «прием», «на связи», «тангента». Он много таких запомнил – из книг будущего и из захватывающих, только очень уж жестоких фильмов, которые Ваня называл «боевики». Теперь словечки пригодились.

– … Тр-р-р… ш-шух… фр-р-р … я на месте. Я под навесом, напротив дома Румянцева – с артелью плотницкой, вологодские. Прием.

– Понял, конец связи.

Николка поежился. Хитров рынок считался самым опасным местом Москвы. Это была большая площадь в центре столицы, в низинке близ Яузы, окруженная облупленными каменными постройками. Двух– и трехэтажные дома полны ночлежек, во всякое время забитыми разным отребьем: здесь и ворье, и бродяги, и пропившиеся мастеровые с портными, за копейку перешивающими краденое. Попадались и беглые, с каторги.

На площадь прямо с вокзалов шли приезжие артели. Оттуда их забирали ушлые подрядчики – и уводили по работам. А после полудня под навесом устраивались хитрованцы и барышники: те скупали все что попало. Вот возле такого навеса Яков, видимо, и пристроился.

Рация вновь ожила:

– Ш-ш-ш… Тр-р-р … вижу студента, входит в «Сибирь». Иду за ним, гляну, с кем он встречается…

Дома, где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова. В доме Румянцева были еще два трактира – «Пересыльный» и «Сибирь». Названия эти негласные, но иначе хитрованцы заведения не называли. Любой москвич знал, что в «Пересыльном» толкутся нищие, барышники и всякий бездомный люд, а вот «Сибирь» считался степенью выше – его облюбовали серьезные воры, карманники и крупные скупщики краденого. Над трактиром, в бельэтаже располагались ночлежки для публики почище обычной шушеры.

– … Ш-шух… фр-р-р … В трактире его нет, прием. Хотел дать половому гривенник, спросить, куда пошел студент, – не стал. Прием.

Николка понимающе кивнул. Чужаков на Хитровке не жаловали – любой рискнувший задавать в «Сибири» подобные вопросы рисковал уйти оттуда с ножом в боку.