Михаил Ахманов - Клим Драконоборец и Зона Смерти

– Глупая мысль, совсем неверрная, – промурлыкал хатуль мадан. – Вас, может, и съели бы, только ммне меня. Как существо магическое, я вписываюсь в местный антурраж.

Глядя в темноту, Клим все еще видел огромное лицо странного гостя и слышал его гулкий голос. Лесной Хозяин, так назвала его Дезидерада… Но властвовал он не только над медведями – весь этот лес являлся его вотчиной, запретной для людей. Похоже, шансов для экспансии на восток у Хай Бории не было – разве что в далеком будущем, с появлением бензопил, бульдозеров и лесовозов.

Отметив данный факт геополитики, Клим сказал:

– Не по велению ли Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! – очутился наш гость в этих чащобах? Спрашиваю, ибо с неугодными был Сулейман крутоват: псоглавцев сослал в Иундею, ифритов – в преисподнюю, а джиннов упаковал в бутылки.

– Нет в том воли Сулеймана, мой блистательный господин, – ответил Бахлул. – Со всем почтением к нему скажу, что, когда эти создания владели миром, никто не ведал о Сулеймане, о Дауде и их пращурах. Ибо сотворил Господь таких существ на заре вселенной, и время их иссякло.

– К нашему счастью, – буркнул Црым. Он приподнялся, бросил взгляд на темный лес, и вдруг лицо его побледнело. – Посмотри, твое величество! Кажется, нас все-таки съедят! Бедные мои кости! Бедная наша королева и бедный малютка принц! Останется он сиротой с пеленок!

Из леса вышли три медведя – огромные, как гора. Пасти разинуты, шерсть встопорщена, глаза горят огнем, зубы точно кинжалы… Двигались они неторопливо и поводили головами, словно прикидывая, с кого начать, с гнома или с человека.

– Мрр… Без паники, сударри мои! – произнес хатуль мадан. – Сказано было: жди косматых. И еще сказано: сядешь, кррепче дерржись за шеррсть. Где моя коррзина? Надеюсь, государрь, ты меня ммне потерряешь?

Медведи остановились у костра. Пламя отражалось в их мерцающих зрачках.

– Вот и транспорт. Ночь уже, но я думаю, подобная мелочь их не смущает, – молвил Клим. – Собираем имущество, и в дорогу! Только костер нужно залить.

– Я сбегаю за водой, – с готовностью предложил скоморох.

– Не стоит. Есть, мой друг, хороший дедовский способ. Не хватит у нас – медведи помогут.

Они охотно помогли.

Как мчались эти звери! Быстрее любых рысаков, быстрее, чем единороги эльфов, быстрее, чем ветер и молния! Вцепившись в шерсть, подскакивая при каждом гигантском прыжке, Клим не мог различить ни деревьев, ни пней, ни поваленных стволов – все тонуло во мраке и сливалось с ним при стремительном движении.

Корзина, привязанная к поясу, толкала его в ребра, и временами он различал страдальческий вопль кота; фляга и рукоять топорика били по бедрам, а на голову и плечи сыпались иглы, шишки и кора. Дороги тут не было, но в ней медведи не нуждались, перепрыгивали через ручьи и груды валежника, проламывались сквозь кусты и каким-то чудом избегали столкновений со стволами. Не обычные это звери, думал Клим, медведь, даже кадьякский, не так огромен, и уж тем более не может нестись час за часом с такой скоростью. Конечно, не семимильные сапоги и не экспресс Москва – Питер, но грех жаловаться. Прут, как танки, а танки грязи не боятся…

Он задремал, а когда очнулся, едва смог пошевелись сведенными судорогой пальцами.

Светало. Деревья, уже заметные в сером рассветном мареве, стремительно убегали назад, но ему казалось, что ели и сосны сменяются высокими березами, кленами и дубами. Сзади раздавался мягкий топот, и, оглянувшись, Клим увидел шута, распластанного на медвежьей спине. Третий зверь, бежавший без седока, мчался в арьергарде – возможно, охранял их компанию или служил сменным скакуном. Но и тот, что нес Клима, признаков утомления не выказывал, и могучие мышцы под мягкой шкурой работали словно поршни. Прыжок, прыжок, еще прыжок… Под этот мерный ритм Клим снова погрузился в сон, но неглубокий – чувствовал, как солнце греет плечи и как от медвежьей шкуры поднимается пар.

Остановку они сделали за час-полтора до полудня. Место было чудесным; светлая березовая роща, а перед нею – травянистый берег речной заводи, над которым гудели пчелы. Сияло утреннее солнце, на воде покачивались кувшинки, и на другом берегу широкой реки виднелась живописная возвышенность с тремя устремленными к небу пиками. Впрочем, к этим красотам природы Клим остался равнодушен. Он сполз с медвежьей спины, снял крышку с корзины и принялся подпрыгивать и приседать – ноги совсем занемели. Эти упражнения он делал под стоны шута и кота. Црым лежал ничком в траве, проклиная себя, лесного владыку и все медвежье племя, а хатуль мадан то вытягивал лапы с жалобным воплем, то заводил грустные песни. Джинн Бахлул пытался утешить кота мудрыми сентенциями о скоротечности земных бед и радостей.