Дмитрий Полковников - Герой не нашего времени. Эпизод II

– Может, наконец, разберётся комиссар по своей линии?

Алексей пожал плечами:

– У нас не лучше и не хуже, чем у других. Всё, что можно, он уже делает. Поговорил почти с каждым. Поставил тех, кто сознательнее и грамотнее, заместителями и помощниками политруков. Слишком идеализирует людей их капитан. Он и так разрывается между двух огней. Надо быстро увеличивать партийную и комсомольскую прослойку и одновременно принимать в партию и комсомол только лучших бойцов и командиров.

Максим удивлённо поднял бровь. Вспомнилось кое-что важное и давно забытое. То ли план по валу, то ли вал по плану.

«Он что, с луны свалился?» – обиделся Иволгин, видя разочарованный взгляд командира.

– Товарищ комбат, поймите: в батальон призваны бойцы, недавно отслужившие в Красной армии. С первым призывом было бы гораздо проще.

– Те непуганые, что ли? – усмехнулся капитан.

Панову хватило двух месяцев в мотопехоте, чтобы окончательно расстаться как с гражданскими иллюзиями, так и с частью морального кодекса строителя коммунизма. Не всё, что пишут и говорят об армии, правда. Но и не всё – ложь.

Замполит на секунду замялся и кивнул. Грубо, но зато верно.

– И, с учётом проблемы, в партийной организации трое без партбилетов.

– Это как же? Просто пришли и сказали, что коммунисты, или что потеряли? – Максим не верил, что попал в общество, где джентльменам уже верят на слово.

– Зачем так, справки предоставили, что не выдали, – улыбнулся Алексей.

Надо дать комбату Устав ВКП(б) прочитать и другие документы. Мужик он, конечно, грамотный, но чаще шпарит цитатами из съездов и краткого курса, не понимая его ситуации.

– Даже кандидатские карточки?

– И их тоже. У нас иной целый год ходит до партийного билета [77].

– Ну и бардак!

– Не говори, мы лишь недавно порядок начали наводить, – тяжело вздохнул Иволгин. – Но знаешь, я тебе партбилет сразу выдал бы.

У бывшего полковника глаза поползли на лоб.

Панов жил в проклятую эпоху перемен, постепенно забывая времена до перестройки. Что, не было тогда на улице радостных лиц? Были, есть и будут всегда. Люди рождались, умирали, мечтали, любили, радовались и огорчались. Ходили в гости, традиционно и не совсем, заканчивали субботники. Но… о вихрях яростных атак только пели.

Очень хорошо и приятно дремалось где-то в заднем ряду, под привычные и знакомые с детства слова. Такой молодой Ленин с курчавой головой вёз саночки куда-то вдаль. Вечная битва за светлое будущее постепенно свелась в быт. Люди ко всему привыкают. Бытие определило сознание.

Нет, караул не устал, не ушёл – он заснул. А в 1989 году, под конец перестройки, на катер Панова ветер перемен принёс журнал «Молодой коммунист» с задумчивой обезьянкой на обложке и подписью: «Каким ты стал сегодня, человек» [78]. А потом грянуло…

Пока Иволгин заседал, наверное, в первых рядах, на батальон откуда-то сверху спустили артиллерию. Оружейной бригаде привезли пушки. Шесть штук, для установки в дотах.

Комбат зло посмотрел на продукцию Кировского завода. Смеётся, что ли, кто-то над ним? Нет, вещь отличная, но где взять время, чтобы засунуть их все в боевые казематы его бетонных коробок?

Казематная пушка Л-17 калибром в 76 мм весила почти восемь тонн. Вещь! Даже немцы трофей ценили, ставя его себе в доты. А боеприпасов – хоть залейся, подходит любой выстрел к русской трёхдюймовке.

– Успеете за два дня? – спросил Ненашев немолодого бригадира оружейников.

Очень хотелось, чтобы успели. Каждая пушка тогда будет строить трёх. Подавить её нелегко, и калибр, по делу, серьёзный. В вопросе капитана надежда победила опыт – а вдруг?

– Да вы что, дня четыре на каждую. Кран такой грузоподъёмности у нас один.

Капитан тяжко вздохнул, чудес на свете не бывает.

– Что на границе творится, в курсе?

– Конечно, давно в курсе. Работаем рядом. Глаза, уши есть, и голова на месте. Давно рабочие гадают, решатся или не решатся фашисты начать войну этим летом. А военные их всех за дураков держат. Чуть спросишь, сразу постное лицо и слова: «Там их тракторы гудят». Нет, мы, конечно, верим!

Значит, и здесь сапёры и бойцы из УРа норки для сусликов копают. Но этот капитан хотя бы своим не врал, а молчал и скрипел зубами от злости, страшно гоняя народ.

Бригадир посмотрел на свою чёрную от масла и смазки руку и буркнул неопределённо:

– Одну попробуем, но без гарантии.

Максим перебирал в уме всё, что помнилось о дотах 1941-го. В памяти резко всплыла фотография с полуодетым немцем около нашей Л-17. Та стояла на фундаменте и в мощной раме, прикрывавшей расчёт с фронта.