Михаил Михеев - Крепость

Причина наглости японцев была простой – один из кораблей оказался не обычным транспортом, а вспомогательным крейсером. Проще говоря, все тем же грузовым кораблем, на который поставили несколько старых пушек. Однако в качестве боевого корабля его так и не использовали – во-первых, при общем господстве японского флота на море и минимальном объеме русских перевозок для него попросту не было целей. Во-вторых, встреча этого корабля с кораблями Владивостокского отряда, периодически устраивавших веселье на японских коммуникациях, закончилась бы очень быстро и с предсказуемым результатом. Ну и в-третьих, даже относительно небольшое количество потопленных русскими рейдерами японских транспортов ставило под удар график перевозок. Как следствие, вспомогательный крейсер японского флота использовался по своему первоначальному назначению, в качестве транспорта, отличаясь от большинства собратьев лишь наличием четырех старых шестидюймовок на палубах. Но сейчас данное обстоятельство подтолкнуло его командира к весьма опрометчивому поступку, и, вместо того чтобы спокойно идти своей дорогой, он решил захватить попавшегося на дороге русского, благо тот и не думал уклоняться или скрывать свою национальную принадлежность.

Решение на поверку оказалось не самым умным. Следуй японцы своим курсом, они, скорее всего, спокойно добрались бы до места назначения, однако в ответ на не слишком прицельный выстрел поперек курса «Херсона» в него полетели стодвадцатимиллиметровые снаряды. Орудия русских были на несколько поколений моложе – совершеннее, дальнобойнее и скорострельнее. Плюс наводчики русских имели подавляющее превосходство в классе перед своими японскими коллегами. Ну и просто на три – носовое, кормовое и одно установленное по борту – орудия японцев у русских приходилось шесть. В результате не прошло и пятнадцати минут, как не вовремя охамевший японский почти что крейсер загорелся, перестал отвечать на обстрел и попытался уйти. Однако сделать это ему уже, естественно, не дали и довольно быстро, пользуясь лучшими машинами, сблизились на восемь кабельтовых и добили. После этого настигнуть второго японца было для русских уже делом чести, и капитан вражеского транспорта решил не испытывать судьбу. Под прицелом скорострельных орудий он послушно лег в дрейф, спустил флаг и принял на борт призовую команду. В результате корабль, груженный амуницией и патронами, достался русским неповрежденным. На самом «Херсоне» после боя оказалось двое легко раненных случайно залетевшими осколками от близких разрывов. Ни одного попадания в русский корабль японцы так и не добились.

Командир «Херсона» выслушал все, что о нем думает Бахирев, абсолютно бесстрастно. Чуть позже те же слова (приличных среди них нашлось не так уж много, в основном предлоги) ему повторил Эссен, однако каких-либо более серьезных санкций не последовало. Во-первых, победителей действительно не судят, во-вторых, трофейный корабль оказался весьма к месту, а в-третьих, и Эссен, и Бахирев хорошо помнили эту, для них уже прошлую, войну, когда они сами были лихими командирами кораблей и не могли принять бездарного сидения в Порт-Артуре. Словом, давить инициативу подчиненного (кстати, тут вдобавок наблюдался интересный казус – Иванов-то был черноморцем, и подчинялся им сейчас постольку-поскольку) они не стали. Просто пересадили с «Рюрика» пленных японцев на небольшой, в три тысячи тонн водоизмещением, трофейный пароход, сформировали команду из только что спасенных русских моряков и отправили их кружным путем во Владивосток. По расчетам Бахирева, угля и провизии им должно было пускай впритирку, но хватить, а шанс наткнуться на шальной японский корабль выглядел все же ниже всего. Японцы набились в трюмы, как сельди в бочку, однако сейчас их комфортом никто особо не интересовался, не передохнут в пути – и ладно. А после всего этого команды кораблей отправились спать, оставив перегрузку боезапаса и догрузку крейсера углем на утро – уже смеркалось, и вымотались люди за этот нелегкий день страшно.

Адмирал Камимура открыл глаза с таким усилием, как будто к каждому веку привязали по пудовой гире из тех, которыми так любят орудовать русские силачи. Причем изнутри и толстым, растрепанным металлическим тросом – по глазам словно железной щеткой провели, и лишь выдержка самурая позволила адмиралу не выругаться от боли.