Михаил Ланцов - Русский медведь. Цесаревич

Однако наступление оказалось не безоблачным. 12 августа к северу от Феодосии (Кафы) я встретился в открытом поле с кавалерийским корпусом Давлет Герая, имея десять тысяч «штыков» против его двадцати тысяч «сабель». Но удачный маневр легкими пушками позволил мне похоронить свыше шести тысяч его бойцов и чуть больше двух тысяч взять в плен.

Когда битва закончилась, я с ужасом увидел, что большая часть этого горе-воинства состояла из подростков и стариков. Сумасшествие! Какая жалость, что Давлет Герай сумел сбежать. Я с удовольствием бы призвал его к ответу за такое поведение. Он бы еще малых девочек вывел в поле на битву! Вандал! Варвар! Впрочем, к моему удовольствию, он, вероятно, осознал всю ничтожность такой затеи и более в боях участия не принимал, попросту сбежав из Крыма на османской галере.

А 21 августа началось трехдневное сражение под Азовом, где пятитысячная пехотная бригада Косагова смогла отразить нападение десятитысячного конного корпуса восточных ногайцев, стремящихся прорваться в Крым на помощь Бахчисараю. Да не просто отразить, но и вынудить прекратить кампанию, выбив свыше двух тысяч всадников и до пяти сотен взяв в плен.

Таким образом, разбив в двух сражениях силы, прикрывающие Крым от вторжения, я начал аккуратно продвигаться вглубь. Но тут случился конфуз. Кто-то начал распускать про меня ужасные слухи, будто я собираюсь вытворять с людьми какие-то совершенно чудовищные вещи. Из-за чего население стало разбегаться от моих войск, что оказалось очень удобно. Так что я решил слегка сыграть на этом недоразумении и публично объявил о своем желании заставить их всех работать. После этих весьма неосторожных слов начался настоящий исход. Татары бросали все и налегке убегали, стараясь как можно скорее достигнуть возвращающейся армии хана.

А потом, как ты, мой друг и брат, знаешь, на Днепре произошла грандиозная встреча возвращающегося ханского войска, огромной армии беглецов из Крыма и… как это ни прискорбно, войска нашего брата Яна, собравшего доброе ополчение шляхты. Видимо, зря я его предупреждал о предстоящем столпотворении, ибо понял он это совершенно превратно.

Понимаю, что мои слова могут показаться странными, но, на мой взгляд, эти почти триста тысяч человек очень бы пригодились под рукой у султана. Ибо большая часть из них – женщины и дети. Понятно, что наш любезный друг и брат захотел взять большой полон и приобрести в свои владения множество крепостных. В том числе и юных красавиц. Но, повесив на шею султана эту прожорливую армию, мы могли бы получить больше пользы. Ведь не бросился бы он их резать или в реке топить. Союзники как-никак. С одними так поступит – другие отвернутся. А положение Стамбула и без того очень сложное. Что же до армии, то, полагаю, мой пример хорошо демонстрирует ее ценность. Так что, на мой взгляд, наш брат оказал нам «медвежью услугу» из-за излишней жадности. Да и шляхты слишком много погибло, что тоже не может радовать. Ведь добрые же воины… были. В той бойне их много полегло. И заменить их в разумные сроки ему не удастся, как и помочь нам в священной борьбе с османами.

С уважением и наилучшими пожеланиями твой брат и друг Петр».

– Ты что-нибудь понимаешь? – поинтересовался Леопольд у посла, привезшего ему это знаменательное письмо.

– Мы выиграли, – чуть подумав, произнес собеседник. – Разгром Крымского ханства полный и окончательный. Для Стамбула это очень серьезный удар.

– Но как? Ты сам мне рассказывал о том, насколько ничтожно выглядели русские войска! Как они могли победить крымских татар?

– У меня только одно оправдание, – пожал плечами посол, – вероятно, тут имеет дело гений Петра.

– Гений? Военный?

– Этого я сказать наверняка не могу, потому что под Азовом внушительного успеха добился не сам царь, а один из его генералов. Кто же на самом деле командовал армией под Феодосией, нам достоверно неизвестно.

– На что ты намекаешь? – слегка напрягся Леопольд.

– Наши люди в Стамбуле рассказывали о том, что недавно четвертованный Давлет Герай оправдывался тем, что называл армию Петра прекрасно подготовленной, снаряженной и вооруженной. Преувеличивал, конечно, однако такой позиции держался не только он, но и добравшиеся до Стамбула участники битвы при Феодосии. Все как один говорят, что у нашего юного союзника небольшая, но очень сильная, прекрасно вооруженная армия с большим количеством добрых пушек.