Михаил Ланцов - Русский медведь. Цесаревич

– А ну как он за старое возьмется?

– Надеюсь, у него хватит ума в будущем меня опасаться, – вежливо улыбнувшись, произнес Петр. После чего повернулся к Джерому и так на него зыркнул, что тот сжался, как комок, и попытался отпрянуть. Но потешные стрелки его удержали. – Ведь ты все понял?

– Да! Да! Ваше Величество! Все! Бес попутал!

– Хватит! – прервал его оправдания Петр. – Как зовут того беса, что тебя попутал, меня не интересует. Но я очень надеюсь, что все выводы сделали правильные. До вечера, господа, – произнес юный царь, вскочил на лошадь и в сопровождении дежурного звена отправился в Преображенское. А оба взвода занялись делом. Первый – конвоированием лихих людишек к месту отбывания наказания, а второй – охраной имущества Брауна от мародерства и расхищения.

Спустя двое суток. Москва. Кремль

Софья смотрела на испуганного и подавленного мужчину, что притащил ей Голицын, и пыталась понять, что ей со всем этим делать.

– Ты почто приказал сжечь мануфактуру брата моего? – несколько рассеянно спросила царевна.

– Я приказал, – вместо Брауна ответил Василий.

– Зачем? – искренне удивилась она.

– Поставив эту мануфактуру и запустив дело, он получит весьма немалые деньги, полностью отведя нашего человека от дел. Кроме того, мне хотелось проверить его. Врут слухи или нет.

– Проверил? – недовольно буркнула Софья.

– Проверил, – кивнул Василий. – И, если честно, не верю тому, что услышал. Как он мог выследить этих мужичков ночью, тоже не пойму. Да так быстро. Не иначе у нас где-то лазутчик сидит Нарышкиных. Хотя… я ведь только с Джеромом это обсуждал. А ему на себя доносить не резон.

– Слобода выплатила Петру запрошенную им сумму?

– Да. Полностью.

– Много ли пришлось доплатить?

– Еще и осталось. Братец твой ведь назвал сумму только после того, как услышал, что выручили от продажи. Ровно две трети с того и взял.

– Хватит этого для восстановления мануфактуры?

– Я переговорил с купцами, так те говорят, что еще рублей сто сверху нужно накинуть, чтобы все покрыть.

– Вот как… – задумчиво произнесла Софья.

– Не очень хорошо у него со счетом, – усмехнулся Голицын.

– А по-моему, прекрасно, – фыркнула раздраженно Софья и начала вышагивать, заламывая себе руки.

– Почему?

– Сам подумай. Ведь все на поверхности лежит. Вон, этого злодея отпустил, а ведь должен был голову снять. Да еще и тех воров повесить. Вместо этого их в холопы себе забрал, а треть имущества этого купчишки в подарок слободе поднес.

– Государыня, – подал голос Браун. – Помилуйте! Защитите! Я ведь волю боярина выполнял. За что же меня так? Да еще вот… – произнес он и показал следы членовредительства, оставшиеся после быстрого допроса.

– Кто это тебя так?

– Так известно кто, Петр Алексеевич.

– Сам?

– Своими руками меня мучал… а больше того меня пугали не страдания, но то, с каким видом он сие делал. Вид спокойный и невозмутимый, глаза холодные и жесткие. Когда же кровь на него брызгала, то даже не морщился. Словно не человека живого истязал, а с куклой неживой игрался.

– А не врешь?

– На Евангелии поклянусь! Ей-богу, так и было!

– Как тебе братик? Удивил? Это он в одиннадцать годков такое вытворяет. А что дальше будет?

– Так ты его проверял, не я.

– Вот так посреди ночи явиться и, не медля, дело разрешить в таком возрасте не каждый способен. Да и потешные его оказались совсем не воины, а под сыскные дела подготовлены. Вот и ответ на загадку, что мы уже год пытаемся разгадать. Оттого и отбор особый, да моих отроков вычислить догадался.

– Одиннадцать лет… – покачала головой Софья. – Ты рассказал моему брату, кто тебя нанял?

– Нет, Государыня. Да он и не спрашивал.

– А чего не спрашивал?

– Не могу знать.

– Хм… – снова заломив руку, произнесла царевна. – Василий, позаботься об этом деле.

– Так мне возместят ущерб? – оживился Браун.

– Ступай. Государыня тебя не забудет, – ободрил его Голицын и выразительно посмотрел на царевну, которая кивнула с легким омерзением, глянув на Джерома. Более никто ни его самого, ни его семью не видел. В слободе же сказали, что добрые люди одарили англичанина деньгами на дорогу в Англию, куда он и отбыл вместе с семьей.

12 июля 1684 года. Немецкая слобода

– Рад тебя видеть! – С открытой улыбкой во все тридцать два зуба Франц Лефорт бросился обнимать Патрика Гордона, с которым сдружился в Киеве несколько лет назад. – Где ты пропадал?