Владимир Васильев - Рекрут

Во втором часу ночи Виорел отодвинул пустую рюмку, заявил, что на сегодня, пожалуй, хватит, и встал из-за стола. Они покинули очередной кабачок и вышли на улицу; там Виорел сжал Костин локоть и неожиданно трезвым голосом шепнул в самое ухо:

– Береги спину!

Костя вздрогнул и машинально сунул руку в карман с револьверчиком. Однако недолгий путь к площади, а оттуда – ко входу «Черепахи» прошел без эксцессов. Они взяли у портье карбидную лампу, поднялись на второй этаж, посетили сортир в коридоре, а затем вошли в свой номер-обманку, повернули стену и скрылись в потайных тупичках за нею.

– Фух, – выдохнул Виорел шепотом. – Сегодня вроде бы обошлось. Но ты все равно спи чутко, Котяра. И ствол под рукой держи. Под подушкой, например. Усек?

– Усек, – кивнул Костя не очень смело. Воображение уже рисовало ему ночной штурм их замаскированного убежища.

– Устраивайся, – велел Виорел. – Фонарь я с собой заберу.

Костя разделся и заполз под легкое одеяло, с тоской размышляя, что не худо было бы сначала принять душ или хотя бы умыться до пояса. Однако удобства двадцать первого века в тайнике отсутствовали. Спасибо, что хоть в коридоре сортир имелся.

В соседнем тупичке погасла лампа, и Виорел тоже залег на слабо поскрипывающую койку. Первый день в Тала-Мазу завершился.

По большому счету – ничем.

Засыпая, Костя размышлял о том, что же принесет день завтрашний, и был абсолютно уверен: он проснется утром, когда на улице уже будет светло, и только в их с Виорелом схроне продолжит хозяйничать темень. Но напарник сначала потеснит ее скудным светом карбидной лампы, а потом они выберутся наружу, навстречу новому дню. И этот день, надеялся Костя, принесет больше ответов, чем вопросов, и все недомолвки и недоразумения разрешатся ко всеобщему удовлетворению, и в конце концов Виорел и Фертье пожмут друг другу руки и обо всем полюбовно договорятся. И не надо будет прятаться от одних и скрываться от других.

Никогда Костя не любил двурушничать. Если уж работал – так в полную силу и с полной выкладкой, без полумер.

Но той частичкой повзрослевшего себя, которая повзрослела больше и раньше всего, Костя прекрасно сознавал: подобные надежды – утопия, в которую возможно верить, лишь находясь в зыбком полусне, а назавтра, окончательно пробудившись и на свежую голову, над сегодняшними надеждами можно будет только горько поиронизировать.

С подобными противоречивыми мыслями он и провалился в тревожный сон.

Как оказалось, слова Виорела Костя все-таки прочувствовал, не головным, так спинным мозгом.

Он проснулся задолго до рассвета.

С чего он решил, что до рассвета еще далеко, – неизвестно, в Костином тупичке, равно как и в соседнем, царила абсолютная чернота. Но Костя все равно совершенно точно знал: сейчас глубокая ночь, и проспали они с Виорелом от силы полтора-два часа.

Костя открыл глаза, ничего, естественно, не увидел и целиком обратился в слух, поскольку больше все равно ничего не оставалось.

Поначалу он слышал лишь лихорадочные удары собственного сердца. А затем уловил и то, что его разбудило. Тихий стук, скорее всего – в стену.

Стук не имел ничего общего с условным, тем, что при вселении им показывал один из клондальцев. Кто-то осторожно шарил снаружи, в комнате, и зачем-то простукивал стены.

Поворотный участок стены был сработан добротно и пригнан на славу. Да и в толщину был отнюдь не рисовой бумагой. Поэтому Костя даже не особенно испугался: он был уверен, что простукиванием ночные гости ничего не добьются. И он оказался прав: минут через десять визитеры угомонились, и в каморках воцарилась прежняя тишина. Еще минут через десять кровать Виорела тихо-тихо скрипнула, и Костя каким-то непостижимым шестым чувством понял: напарник встал, на цыпочках вышел из своей каморки в общий коридорчик, какое-то время постоял там, а потом прокрался к Косте и приблизился к его койке. Костя ничего не видел и не слышал, а двигался Виорел практически бесшумно. Тем не менее Костя совершенно точно знал: Виорел встал в ногах и слегка наклонился вперед, пытаясь уловить Костино дыхание. Уверенность эта была непоколебимой и беспрекословной, хотя разумного объяснения ей Костя не находил.

– Я не сплю, – тихо-тихо, одними губами прошептал он. – И я все слышал.

Виорел скользнул вперед и присел сбоку от койки у самого изголовья.

– Молодец, – почти неслышно выдохнул он. – Ты условный стук запомнил?