Михаил Ремер - Тайны митрополита

Сон этот, вопреки ожиданиям, долгим не был. Еще и небо не посветлело, а уже проснулся пенсионер. От вчерашних хвори да слабости и следа не осталось, а потому пришелец, ловко соскочив с печи, тут же замер; в красном углу смиренно молился Сергий, да так, что Булыцкий всерьез задумался: а на самом ли деле разговор был ночной, или то ему лишь приснилось?

На цыпочках – не дай Бог, чтобы хоть половица скрипнула, – выскользнул учитель на улицу. Полюбовавшись домной, он, по обыкновению своему, принялся деловито осматривать творение, тщательно проверяя все, что только возможно. За этим занятием его и застал вышедший на улицу Сергий.

– Новый день, и слава Богу, – радостно улыбаясь, приветствовал он пришельца.

– Благослови, отче, – улыбнулся в ответ мужчина. Хорошее настроение схимника передалось и ему, да и тревоги не было на сердце, как при испытании первого тюфяка.

– Благословляю на дела, Богу угодные! – ответил тот. – День хорош будет! – перекрестившись, объявил он. – На радость великую. Не кручинься, Никола.

– Да и сам чувствую, как на душе светло. Оно как в прошлый раз, так и хмарь, а сегодня – радость великая.

– Ну и слава Богу, – вновь улыбнулся Радонежский. – Блаженны ищущие, ибо найдут.

Демонстрация сразу же после заутрени [101] Заутреня – одно из богослужений суточного круга в православной церкви, совершаемое утром («ни прежде свитания дне ни ниже полудня». То есть не раньше рассвета и не позже полудня). запланирована, но народ подтягиваться раньше начал, места занимая получше. Впрочем, не до разглядываний зевак было Булыцкому; все суетился да проверял, чтобы, не дай Бог, не так что-то не пошло. Уже, казалось, все перепроверилось, да все одно уняться не мог.

Колокол отбил три раза, и народ, оживившись, повалил толпой к месту, зрелище где запланировано было. Оно совсем немного времени прошло, а люду праздного собралось, что на базаре! Шум, гвалт, лаянье за места получше, сутолока! Тут же и пацанье шумливое, до зрелищ охочее. Тут же и нищие. А тут и князь с мальцами да с Киприаном явился. Под выкрики стражников народ живо так расступился, высвобождая коридор для лиц великих, прямиком к домне ведущий; к местам почетным. Оно хоть и взбудоражен пришелец был, да все одно разговор вчерашний вдруг вспомнился, а потому, не удержавшись, взгляд на владыку бросил. Ох, и сер был тот! Тучи чернее, хоть и со службы прямиком! Ну, да не до того было сейчас трудовику, а потому, рассадив гостей и убедившись, что все в порядке, Николай Сергеевич зычно свистнул, команду давая; готово все!

Тут же засуетились кузнечных дел мастера, загружая домну; то по просьбе Владимира Андреевича с самого начала решено было процесс показать. Булыцкий было повозмущался сперва: «Вон, мол, балаган устроили! А не так если пойдет что, тогда как?» – да остыл живо. А ему-то какая печаль? Свое дело он сделал: домну дал. Дальше – не к нему вопросы. Ну, не мастер он дел плавильных! Что от него зависело – сделал, а дальше – не обессудьте.

А раз так, то, отвлекшись от процесса подготовки, сообразил вдруг, что княжич молодой тятьку втихаря теребит; пить, мол. А, сообразив, чертыхнулся: не подумал ведь! Впрочем, сообразил живо, что делать, и молнией в дом бросился. Там уже, короб от наборного комплекта достав, на шею себе повесил да расставил на деревяшке кувшин с водой, яблок пару да кружек глиняных. Тут кстати весьма и ремень приделанный пришелся. Отрегулировав его по длине, да крышку распахнутой придерживая, вынес пенсионер нехитрый свой скарб прямиком к князьям.

– Благодарю, Никола, – разглядывая короб, хмыкнул Владимир Андреевич. – Ловок! Или тоже невидаль из грядущего?

– Ну, – замялся в ответ тот. – Будет с такими чуть позже ходить народ; коробейники [102] Коробейник – мелкий торговец-разносчик, получивший прозвище за короб (котомку из коры), в котором он разносил свой мелкий галантерейно-мануфактурный товар по деревням. имя ему. К твоему времени – диковина, к моему-то – повыведутся уже.

– Да ты сядь, Никола, – доброжелательно усмехнулся Дмитрий Владимирович. – Во какой труд проделал! Отдохни! – указывая на свободное место. Булыцкий уселся, с любопытством следя за процессом. Все-таки, что ни говори, но в действии творение свое он еще не видал.

Скрипнули подъемные механизмы, и жесткая деревянная рама, управляющая мехами, пошла вверх; конструкция пришла в движение, поднимаясь и как следует зачерпывая, воздуха.

– Пускай! – Четверо молодцев разом отпустили спицы подъемного механизма, и рама с гнетом ринулась вниз, через глиняную трубу выдыхая в домну порцию кислорода. Ох, как загудело пламя в домне! Ох, как жаром дохнуло! Аж князья, такого не ожидавшие, лица руками прикрыли. А парни, секунду передохнув, снова схватились за направляющие, вновь заставляя работать мехи. И вновь выдохнула мощная конструкция. И вновь жаром дохнуло. И снова! И снова! Раз, другой, третий, восьмой, десятый! Скрипя всеми своими механизмами, ходила туда-сюда рама, наполняя и опустошая огромные мехи, а в это время пришелец с мастеровыми, вокруг лавки собравшись, объясняли принцип работы и чего ожидать от творения этого. Уже потом, наглядевшись, почетные гости покинули свои места, оставив наблюдать за процессом княжича да приставленного к нему Феофана.