Михаил Ремер - Тайны митрополита

– Здравы будьте, – сквозь кашель поприветствовал дружинник суетившихся вокруг наспех сколоченного настила купцов, но те, всецело занятые своим делом, даже не обратили внимания.

– Может, помочь чем, – подходя поближе, обратился к ним Булыцкий. Вместо ответа те разом поднялись на ноги, и, стащив головные уборы, скорбно склонили головы. Только теперь, приглядевшись, Николай Сергеевич понял, что стало причиной беспокойства купцов: на настиле лежал сухой, сморщенный старик. Широко распахнутые стеклянные глаза пялились в нависшее прямо над головой небо, перекошенный болью рот, желтая, подобно промасленному листу бумаги, прозрачная кожа, скрюченные пальцы рук… Было видно, что несчастный только что отдал Богу душу.

– Эх, Гордей Митрич, – басом прогудел один из сопровождающих, – не дошел до Москвы ты малость самую. Усопший в пути – примета неладная, – уже в сторону товарищей обратился тот. – Вы своей дорогой идите, оно так вернее будет. Как свечку поставите за раба Божьего Гордея, там и поклон вам земной.

– Не погуби, – обратился к нему Николай Сергеевич. – У самих души едва в теле.

Вместо ответа здоровяк лишь покачал головой. Впрочем, оглядев скитальцев, что-то прошептал стоящему рядом, и тот, куда-то на миг исчезнув, тут же вернулся, держа в рука по вяленой рыбине.

– Не обессудьте, – развел руками торговец. – Больше ничем не помогу.

– Бог рассудит, – сквозь кашель прошипел Милован и, решительно развернувшись, побрел прочь.

– Бог нам всем судья, – скорбно отвечал купец, глядя куда-то в землю.

– Схоронись лучше; лихие рыщут, – потоптавшись на месте, бросил Николай Сергеевич и, не слушая далее, развернулся и поплелся вслед за товарищем. Впрочем, в этот раз долго идти не пришлось; едва поляна скрылась за причудливым изгибом, вроде как дымок путники заметили, над лесом поднимающийся. Сам не зная почему, решил пришелец чутью довериться и здесь ночлега попросить, благо недалеко от дороги жилище это было и, как куклу тряпичную, схвативши Милована за руку, поволок вслед за собой. И правда, лишь углубившись в лес, друзья обнаружили небольшую землянку, из-под конька которой маняще вился дымок. Уже не задумываясь совсем, двинулся трудовик прямо к землянке той.

– Мир дому твоему, – потоптался у входа Булыцкий.

– Заходи, коли с добром, – пригласили с той стороны.

Друзья, поклонившись и прибрав в сторону грубую плотную рогожку, служившую, судя по всему, дверью, поднырнули в невысокий проем. Внутри, на утоптанном земляном полу, в огражденном камнями очаге, жадно облизывая шипящие ветки, полыхал согревающий огонь. Рядом, скрестив ноги и задумчиво глядя на пламя, сидел высокий седой старик с длинными волосами, пышной копной венчавшими его голову. Сзади, на невысоком топчане, сидели несколько человек, судя по гладким лицам – еще совсем мальцы.

– Дозволь у очага согреться, – поклонился старику Николай Сергеевич. – Уж до животиков продрогли, пока дошли.

– Огонь – что живой; ладного отогреет, худого – обожжет, – негромко отвечал тот, затем, поймав удивленные взгляды гостей, добавил. – Вам огня не бояться. Вам он беды не сотворит.

– Спасибо тебе, мил-человек, – с трудом давя очередной мучающий приступ кашля, прохрипел бородач.

– Бывало, таких, как ты, помимо всех, в отдельную хату на краю самом выводили. Хлеб, да вода, да радость светлая с благодарностью за жизнь, – негромко проговорил старец, все так же зачарованно глядя в волшебную пляску огня. – Людина лишь, да боги с нею. Как решат, так и будет. Решат, что прожил человек судьбу свою, так и сведут к мосту Калиновому. Нет, так и отпустят назад.

– Да неужто Богу с каждым умирающим посидеть время найдется? – протягивая руки поближе к теплу, поинтересовался Николай Сергеевич.

– Творец – он в каждом. Людина – мироздания часть; что букашка или дерево могучее. Богами преднаписано справно жить, да со всеми в согласии. Коли силен да светел, так и с Создателем в ладу. Любовь да радость в мир несет, да свет дарит свой. Коли слаб да поган – так и с мирозданием не в согласии. Так и хмарь вокруг себя сеет. А как посеешь что, так и соберешь то же самое. Свет несущих боги чтят да уберегают. Супротив если, то и глухи они к просьбам слепцов, да на земле бренной оставляют. Свет если, то забирают, тьма – то назад, ошибки править да грехи замаливать.

– Так это что же? – изумился Милован. – Получается, все, жив кто… – закончить мысль не дал душащий приступ кашля.

– Вот тебе, свет-человек, так и немного осталось, – в упор посмотрев на бородача, обронил старик. – Скоро уж до моста Калинового.