Михаил Ремер - Тайны митрополита

– Типун тебе на язык! – зло прикрикнул Булыцкий.

Погода, и без того не баловавшая, теперь совсем испортилась. Откуда-то прилетел холодный пронизывающий ветер, который принес мелкий-мелкий моросящий дождик, плотным одеялом наполнивший воздух, а с земли дымка поднялась, что саван. Коротко посовещавшись, мужчины приняли решение двигаться дальше; по опыту памятуя, что такой может запросто зарядить на несколько дней. Поругиваясь, и плотнее кутаясь в свои хламиды, пошагали мужи вперед. Уже скоро одежки Булыцкого, напитав влаги, набухли, а в горле запершило в преддверии простуды. То и дело бросая встревоженные взгляды в сторону своего товарища, – а как бы совсем худо не стало ему, – пожилой человек, старательно не замечая наваливающуюся усталость, упрямо шел вперед.

Беспокойно шагалось. Мало того, что погода – не придумать специально хуже, так еще и тревога. Так, словно по пятам кто-то шел. Тут, правда, и домыслы может, мозга ночами бессонными утомленного. То топот конский чудился, то перекрикивания с переругиваниями. Не одному, впрочем, Булыцкому. Милован вон тоже то и дело останавливаясь, ложился на землю студеную, послушать чтобы; а все ли спокойно. А еще с дороги свернул да по прилеску двинул, благо дорогу знал как пальцев своих пять.

Так и шли. Без остановок. До изнеможения до полного. Поперву – до боли в стопах, но и на том не остановились, а продолжали переть себе дальше. Потом – до онемения, до потери самого ощущения ног своих; когда судороги начали сводить икры, напоминая лишь о своем существовании. Остановились раз только, когда вышли к излучине какой-то речушки. Сориентировавшись, быстро отыскали молодую иву, что недалеко от мостка нехитрого росла и, вооружившись топорами и попросив прощения, быстро настрогали торбу заготовок, из которых и следовало нашкурить коры да отвар сделать.

– Тихо! – Уже когда сделали все, Милован вдруг схватил за руку товарища. – Гляди!

– Чего?!

– Да тихо ты! Гляди, кому сказано! – прикрыв рот да кашляя в кулак неслышно, прошипел бывший лихой.

Булыцкий, прижавшись к товарищу, уставился на утонувший в тумане мостик, не понимая, что там углядел его сопровождающий. Пара мгновений, и до слуха трудовика донеслись резкие окрики и топот. Мгновение, и на деревянную конструкцию вылетели грозные тени: всадники, взглядами напряженно что-то там выискивающие. Шесть грозных силуэтов. О чем-то нервно переругиваясь, они, покрутившись на месте, стеганули лошадей и улетели дальше.

– Кто такие? – попытался подняться преподаватель.

– Сиди! – схватив товарища за плечо, прошипел дружинник. – Ишь, шустрый! Сиди, кому сказано!

– Чего..?

– Цыц! – Бородач кивнул в сторону моста. Проследив за взглядом товарища, трудовик вдруг увидел одинокую фигурку. Еще один всадник, но в отличие от пролетевших он никуда не торопился, тщательно всматриваясь в окрестности, словно бы ища чего-то. – Вот шельма! – с трудом давя очередной приступ кашля, сложился пополам бывший лихой. – Да пригнись ты! – Пришелец, повинуясь, пригнулся, буквально втянув голову в шею.

Всадник, словно бы заподозрив что-то, уставился на то место, откуда, как ему показалось, доносился звук и под этим взглядом скукожились товарищи, одного только желая; раствориться в тумане и оказаться где угодно, да только подальше от места этого. Ничего не увидав, и, видимо, удовлетворенный результатом, всадник направил лошадь вслед улетевшему отряду.

– Вот шельма, – подождав чуть, попытался подняться преподаватель, однако тут же был остановлен Милованом.

– Тихо ты! Нутром чую: не ушел! Ждет. Сиди!

В тишине провели несколько минут. Уже, казалось, все: опасность миновала и можно выходить из укрытия, как на мост вернулся тот самый конник. В упор глядя как раз на то место, где засели товарищи, он какое-то время простоял неподвижно и лишь после этого, развернув коня, растворился в тумане.

– Пойдем, Никола, – закашлявшись, прохрипел дружинник. – В оба гляди! По наши, похоже, души.

– Может, другого кого ищут? – с надеждой в голосе поинтересовался пенсионер. – Говорил же Киприан: воеводы рыщут. Или лихие балуют.

– У них и спроси! – проворчал в ответ Милован.

Путники зашагали дальше. Теперь уже молча. Булыцкий – настороженно прислушиваясь и глядя по сторонам, Милован – трясясь от беззвучного кашля. Уже совсем под вечер, когда уж и смеркаться начало, буквально валясь с ног и подумывая о том, чтобы на ночь располагаться под кронами деревьев, на очередной прогалине наткнулись на расположившийся на ночь купеческий караван. Не сговариваясь, повернули к нему и, еле переставляя ноги, побрели прямо к полыхающему костру.