Тамара Крюкова - Призрак Сети

– Чего ты добиваешься, колдун? Ты один живешь, как перст. Никому твои идолы не надобны, новая вера теперича. А если и швед будет. Не все ли одно, кому поклоняться? Зато шкура цела.

– То-то и оно, что ты не о совести, а о шкуре своей печешься. А вот я про твое лиходейство людям поведаю. Что они на это скажут?

– Ну как знаешь, старый стручок. Только учти, я отопруся. Мол, ведать не ведаю, об чем тут твой выкормыш брешет.

– Вот мы и поглядим, кому народ поверит, – покачал головой старик. – Собирай-ка ты лучше манатки да катись из деревни прочь, покудова тебя не раскусили.

– Не лезь не в свое дело. Хуже будет.

– Да уж хуже, чем под ворогом, не будет. Спужал ежа голым задом, – махнул на него рукой старик. – Иди, чтоб я тебя больше не видел, а то срамно с тобой рядом стоять.

– Ты меня еще узнаешь, – пригрозил Неждан.

Серега, который все это время слушал разговор, как добропорядочный пес, встал и проговорил на чистом русском языке:

– Тебе же сказано идти. Вот и катись по холодку.

При виде говорящего волкодава Неждан остолбенел. Несколько мгновений он стоял, молча хлопая глазами, а потом вдруг сорвался с места и с воплем: «Чур меня! Чур!» – побежал прочь.

– Ату его, ату! – в шутку крикнул ему вдогонку Строжич, но Неждан был уже далеко.

История об этом умалчивает, но, видимо, именно тогда был поставлен первый мировой рекорд по бегу.

Вдоволь насмеявшись, Илья с Серегой переглянулись.

– Что же ты про грамоту молчал? – укоризненно сказал Илья.

– Ну что, пойдем к князю? – вместо ответа спросил Серега.

Илья задумался. До сих пор он считал поход к Александру полной чушью. В самом деле, зачем предупреждать его о нашествии шведов, если он и без того явился на битву? Нос появлением грамоты данный тезкой обет приобретал совсем другую окраску. По всему выходило, что у них появился реальный шанс вернуться домой.

– А мы успеем? – забеспокоился Илья.

– Должны успеть.

Найдена не помнила, сколько времени она, не разбирая дороги, бежала через лес. В одной изодранной в клочья рубахе, без поневы, измазанная сажей, будто анчутка, она походила на безумную. В растрепавшиеся по плечам косы вцепились репьи и еловые иголки. Колючки в кровь расцарапали руки и ноги. Раны саднили, но девушка не останавливалась. Ее гнал страх. Он был сильнее боли. В висках набатом стучало: только бы добраться до своих, а сердце сдавливала кручина: где они, свои-то? Все как есть сгинули.

Девушка выскочила к оврагу. Там за ельником должна лежать деревня Кривичи. Найдена спустилась в овраг и остановилась. На дне оврага протекал ручеек, совсем маленький: скотине не напиться, а только губы смочить. Прохладная вода омывала усталые ноги, оттягивая боль. Казалось, стоять бы так и стоять целую вечность. Но надо было спешить, предупредить кривичей о беде.

Девушка вылезла из оврага и двинулась через темный ельник. Скоро она окажется среди людей и тогда сможет выплакать все слезы и горести. И тут ее поразила страшная мысль: а ну как лютый враг уже побывал в Кривичах? Куда тогда бежать? Где искать спасения и защиты?

Дальше Найдена пошла, прячась за деревьями да в зарослях орешника. Деревня показалась неожиданно. Окруженные лесом дома прятались от вражьего глаза. Бугры крыш поросли травой и походили на холмики. На плетне висела глиняная крынка. Подле баба доила корову.

«Целы», – пронеслось в голове у беглянки, и силы оставили ее.

Увидев Найдену, баба взвизгнула, и немудрено, коли такой дух лесной из чащобы выскочил. Но баба оказалась не рохлей, не растерялась. Вскочив, она накинула корове фартук на глаза, чтоб у буренки от такой страсти молоко не пропало, а уж потом обернулась к незнакомке.

– Батюшки-светы! Это кто ж так девку обидел! – воскликнула она, присев на корточки подле истерзанной, бездыханной девушки.

Очнувшись, Найдена увидела склонившиеся над ней лица. Кто-то заботливо прикрыл ее наготу холстом, круглолицая женщина обтерла лицо влажной тряпицей и поднесла к губам Найдены крынку:

– На-ка попей. Отколе ты такая?

Девушка сделала несколько жадных глотков и сказала:

– Из Дымничей я.

– Знаю я ваше село. Бывал. А ты не Никиты ли дочка? – спросил крепкий усатый мужик.

– Была дочка, а теперь сирота я. Нету больше нашей деревни. Всю как есть ворог спалил, – проговорила девушка, и слезы полились по ее щекам.

Как она могла описать ужас, когда мечешься, точно загнанный зверь меж охотниками, а отовсюду на тебя ощериваются копьями да мечами вороги. Как поведать боль, когда у тебя на глазах проткнули копьем отца, который защищал свою семью, и порубили на куски младших братишек. Даже с поросенком и то не поступишь с такой злобой. Не люди то вовсе, а звери – чисто псы. Разве сможет она забыть огонь, охвативший избы, и запах паленого мяса. Она до сих пор не понимала, как ей удалось спастись.