Александр Башибузук - Страна Арманьяк. Рутьер

К моему величайшему удивлению и к счастью – таковой нашелся. Самуил бен Гурион. Совсем молодой парнишка, только закончивший свое обучение и крайне нуждавшийся в деньгах и практике. Полный сирота, кстати, что тоже повлияло на его решение. Были бы родственники – костьми легли бы, но не отпустили. К тому же сыграла значительную роль некая Рива, отец которой наотрез отказывался отдавать дочь за Самуила, полного бессребреника.

Вот так в компании появился высокий худой еврей с пушистыми, плохо завивающимися пейсами, мясистым длинным носом и печальными умными глазами, очень искусный в отделении разных ненужных частей от тела. Прижился, рутьерам на вероисповедание было вообще наплевать, ну а после того как он спас кучу, казалось бы, безнадежных раненых, его даже полюбили. Правда, нередко приходилось Самуила прятать во избежание конфликтов с остальными, крайне религиозно нетерпимыми отрядами. На фоне современных врачей его искусство выглядело весьма сомнительно, но, во всяком случае, он как-то умудрялся копаться даже внутри черепов, правда, не с очень ободряющей статистикой излечений. А бальзамы с микстурами, приготовленные им, вполне работали, и даже неплохо.

– Что у нас, Самуил?

– Хвала Иегове, неплохо… – Медикус заткнул за воротник салфетку, почмокал толстыми губами и положил себе на тарелку пару кусков рыбы. – Десятерым я уже помог уйти…

М-да… Реалии пятнадцатого столетия. Проблемы эвтаназии как таковой нет. Все просто. Зачем терпеть бесполезные муки без всякой надежды на излечение? Ланцетом по сонной артерии – и всех делов. В чем-то, может, и правильно…

– Ты мне лучше скажи, скольких ты к завтрашнему утру поставишь в строй?

– Все, кого смог, уже в строю… Есть пять тяжелых, но их я отправлю к праотцам сегодня к вечеру, если не будет улучшений. Что? Капитан, не смотрите на меня, как на Магомета. Ой вэй, я же таки делаю все возможное! Может, они еще и выживут… – Самуил сделал совершенно невинное и очень скорбное лицо.

– Христопродавец, – вдруг буркнул ему обер-интендант, осторожно почесывая свежую повязку на голове; впрочем, сказал это фламандец без особой злобы.

– Грязный гой, – невозмутимо ответил медикус и запустил руку в блюдо с яблоками. – Не забудь завтра зайти, я посмотрю, как там себе поживает твой шов.

– Закрыли тему. Петер, что там по трофеям?

Просидели еще немало. Обсудили вопрос провианта и погребения мертвых. К этому вопросу в компании подходили без особого пиетета. Яма, молитва капеллана, короткая ритуальная фраза – и засы́пали; если, конечно, есть время. Если нет возможности собрать мертвых с поля боя, капеллан отпоет заочно. Кстати, всех наших, и Иоганна в том числе, уже похоронили и отпели, капитанское присутствие в таких случаях не требуется. Жаль, конечно, с Гуутеном хотелось попрощаться, но ничего не поделаешь, служба.

Вопрос трофеев обсуждали дольше всего.

Система распределения финансов в нашей компании была несколько сложной, зато прозрачной и честной. Каждый рутьер получал жалованье согласно своему положению: надо сказать, весьма немаленькое. К примеру, арбалетчик подряжался служить за сумму, эквивалентную турскому ливру в месяц. Кстати, в ордонансных ротах Карла такому же арбалетчику платили полтора, а то и два ливра, в зависимости от роты.

Все трофеи собирались в кучу, и доходы от их продажи распределялись на всех, с учетом должностного положения, за исключением пятнадцати процентов, шедших сразу в казну на нужды компании, ибо нужд этих было очень много. Опять же приходилось платить нонкомбатантам типа нашего медикуса, не участвующим в бою, но делающим очень важную работу. Расходов не счесть. Была еще куча разных нюансов, типа того, что каждый мог взять из добычи лично с боя один предмет без налогообложения, разных привилегий для сержантов, лейтенантов и капитана, впрочем подчинявшихся той же системе. С любого их дохода вычиталось пятнадцать процентов. Вот и я сейчас собирался отдать из вырученных четырех сотен флоринов налог шестьдесят золотых. Это святое. За крысятничество лично прикажу любого укоротить на голову.

Бочонок с гульденами полностью, без дележа, я забрал в казну, ибо раз в год имею право своей капитанской волей забрать весь трофей на нужды компании. Вот и воспользовался своим правом. Понадобится это серебро. Уже знаю, на что…

Объявил соратникам, что жалован Карлом землицей и теперь являюсь бароном. Никаких вопросов сей момент не вызвал – мое личное дело и право. Все-таки единственный в компании истинный кабальеро – чем, кстати, личный состав почему-то неимоверно гордится.