Владислав Стрелков - «Огненное зелье». Град Китеж против Батыя

– Бей!

Пламя вспыхнуло еще злее, а до нас долетел треск пожара и яростный рев степняков. Вокруг пылающих метательных машин суетились люди, пытаясь потушить пожар. Бесполезно, нашу смесь, в которую добавили все, что может гореть, потушить невозможно. Проверено. Если только все монголы не разденутся и плотно не закидают пороки своей одеждой.

Коловрат, глядя на огонь, усмехнулся:

– Вот и нет у поганых пороков.

– Что, совсем никаких? Ты уверен?

– А вот и ответ. – Бояре вскинули щиты, и по ним градом застучали стрелы. Мы шагнули вплотную к стене.

– Пороков больше нет? – Евпатий глянул на меня и захохотал. Я смотрел на него, улыбаясь, и думал – ведь он должен был от камня, брошенного пороком, погибнуть. Неужели историю изменили? Коловрат смеялся, посмеивались бояре.

– Княже! – закричали с башни. – Княже!

Дозорные на смотровой башне вразнобой показывали в разные стороны. Смотрю на поле: монголы начали активно перемещаться. Прибежал Кубин с карабином.

– Володя, полки подошли, – радостно сообщил он.

Все вокруг воодушевились. В монгольском войске началась уже нездоровая суета. Как бы Батый не вырвался из западни. Но нас монголы в тылу не оставят, могут навалиться всей сворой. Надо дать условный сигнал Русаку.

– Дымы сюда! Обложите ими тот холм.

Новики расхватали стрелы с дымными пакетами, подожгли фитили, и через мгновение полсотни дымных следов прочертили воздух над полем. Противоположный холм затянуло белым дымом. Но подрыва не было. Я забрал у Кубина карабин и нашел оптикой развилку на сосне, дощечка была на месте.

– Чего Русак медлит-то?

Бабах!

Это что еще? Одиночный выстрел со стороны врага насторожил. Вдруг дальняя стена из бревен разлетелась, калеча засевших за ней ратников.

Бабах!

Что-то ухнуло перед передовой стеной, и нас обильно присыпало снегом.

– Никак пушки? – вскочил Евпатин и выглянул на поле.

Вместе с Кубиным я выскочил с другой стороны щита. У самого подножья холма, чуть в стороне от догорающих пороков, суетилась кучка людей. К ним несли какие-то трубы, потом вспыхнуло пламя, что-то пролетело к нам – и край бревенчатой стены разлетелся в стороны. Вот и пушки, а с ними и китайские спецы. Только странно – после выстрела трубу оттаскивали в сторону и ставили другую. Одноразовые? А наводчик тоже один? Лук уже в руке, наложил стрелу…

Наводчик – штучный товар. Вот он, на кончике стрелы, в меня целит. Тонко пропела тетива, а сердце отстучало три раза, как я увидел, что китаец отлетел со стрелой в глазу. Но пушка все равно выстрелила. Успел огонь поднести, поганец! А снаряд…

– Назад! – запоздало закричал я.

Стена, за которой стояли мы, вспучилась бревнами.

Удар – и темнота.

Перед глазами люди. Много людей. Они стоят во множестве рядов, словно на старой черно-белой фотографии запечатлен целый полк. В первом ряду я вдруг узнаю своего отца и своих обоих дедов, а дальше – незнакомые люди, но с очень знакомыми лицами. И я вдруг понимаю – это мои предки. Где-то в самой дали угадывается лицо князя Владимира Дмитриевича…

Неожиданно приходит боль. И по ушам бьет чей-то крик:

– Очнись, Владимир Иванович! Очнись!

Вдруг обнаруживаю над собой Бориса и Кубина. Они прикрывают меня щитами. У передовой стены бояре выстроили вал. Лучники метают стрелы из-за щитов.

– Что случилось?

– Ох, слава Господу, жив! – крестится дед Матвей. – Тебя, Володя, бревном оглушило, а Евпатию-то… худо ему, зашибло сильно. Боюсь, не жилец…

Густо посыпались стрелы, и ратники, ругаясь, прижались к стенам. Я поднялся и сделал шаг к телу Коловрата. Прикрыл его от стрел своим щитом. Рядом подняли щиты Кубин и князь Борис.

– Казус какой… Владимир Иванович… – Евпатин поперхнулся кровью и слабо улыбнулся, – ведомо было, что смерть мне будет от пороков, а видишь, как вышло-то? Ты пороки сжег, а смертушка от пушек пришла.

– Ну-ну, рано о смерти говорить. Сейчас мы тебя к обозу унесем, там и поможем. Жить долго будешь.

– Нет… это… конец… чую. – Коловрат закрыл глаза. – А славно… мы бились…

И, выдохнув, замер.

Кубин смахнул слезу и, протянув руку, закрыл другу глаза.

– Прими, Господи, душу раба своего. Настоящего русского воя.

Вот и не стало Николая Евпатина. Не былинного, а настоящего богатыря – Евпатия Коловрата. Под частый перестук падающих стрел Борис прочел «Отче наш». Мы постояли, склонив головы.

– Княже! – опять крикнули со смотровой башни. – Наши из леса возвращаются.