Александр Сапаров - Личный лекарь Грозного царя

– Все в руках божьих, как будет, так и хорошо. – И думал: «Вот попал так попал».

Даже уйдя в приказ, не избавился от назойливых поздравителей. То один, то другой прорывались сквозь стрельцов и рассказывали, как они рады за меня и просто мечтали пригласить в гости.

Когда вышел из аптекарского приказа, Кошкаров, стоявший одиноко на крыльце, сразу мне сказал:

– Наслышан уже, наслышан, не может тебя государь по местничеству сразу через десяток родов переставить, а вот сына твоего, царского крестника, не в пример тебе ставить будут. Сделал подарок Иоанн Васильевич так сделал, добер был сегодня. А вот кого крестной будешь звать – не знаю, ежели государю не в нос будет, всякое может приключиться. Тут старуху не пригласишь. Надо девицу лепую да с косой длинной найти.

– А чего это с косой длинной? – удивленно спросил я.

– Хех, – прищурился Борис. – Лечишь государя уже не первый год, а какие ему девицы нравятся, не знаешь.

– Ладно, Борис. Время у меня еще есть, разберемся мы с девицей красной, а сейчас – вперед, в лекарскую школу.

В школе, как обычно, я словно отстранился от окружающего меня мира – здесь царили запахи больницы, знакомые мне большую часть жизни. Ученики пока еще сидели по разным аудиториям и вскоре должны были собраться для моей лекции. Большинство из них еще не овладели грамотой и сидели, просто слушая меня, лишь несколько грамотеев усердно строчили вслед за моими словами, разбрызгивая капли чернил во все стороны. В который раз я подумал, что надо поторопить Кузьму с перьями для письма. Последние у него уже получались неплохо, но все же бумагу еще царапали.

Я прошел в лабораторию – там, как обычно, священнодействовал Арент, а около него с высокомерным видом стоял Браге и что-то говорил командным голосом. Арент, увидев меня, плачущим тоном сказал:

– Сергий Аникитович, бога ради, не пускай ты сюда астронома! Он считает, что знает достаточно, чтобы давать мне советы, как делать лекарства. Я же ему не советую по поводу его планет – я ничего в этом деле не понимаю.

Действительно, последнее время Браге был частым гостем в нашей лаборатории. Строительство его жилья шло полным ходом, наблюдать за ним было кому. Поэтому астроном днем, собственно, ничем не был занят, что, видимо, изрядно его раздражало, вот он и нашел себе занятие – приходить сюда и изводить моего аптекаря разными придирками. Конечно, Арент звезд с неба не хватал, но был для этого времени изрядным фармацевтом, и ему не нравились высокомерные поучения датчанина. Но, в отличие от того, задирой он не был и молча сносил все поучения.

Я же сейчас был доволен появлением Браге: Арент мог, в отличие от Кошкарова, довольно точно переводить наш разговор, и можно было час времени, остающийся до лекции, уделить планам на будущее.

Арент, только что обрадовавшийся моему приходу, не смог скрыть недовольной гримасы, узнав, что ему надо быть толмачом.

«Вот разбаловал, – мелькнула самокритичная мысль в моей голове, – так, глядишь, скоро на голову сядут и будут погонять».

И вот уже час мы обсуждали перспективы будущего университета. Браге, узнав, что это не мое пустое желание, а царская воля, сразу исполнился энтузиазма – что ни говори, а стать ректором вновь созданного учебного заведения, пусть и в далекой Московии, было интригующей задачей. Мы с ним обсуждали эти проблемы, незаметно повышая голос, и вскоре почти кричали друг другу. Бледный испуганный Арент только успевал переводить наши слова. Но закончился разговор неожиданно. Браге, успокоившись, спросил:

– Сергий Аникитович, так когда ты сможешь выполнить свое обещание? Мне нужен настоящий нос.

От неожиданной смены темы я не успел отойти и несколько секунд старался понять, о чем меня спросили.

– Так нет никаких проблем, можно начинать в любой день, хоть завтра, – ответил я, когда до меня дошла суть вопроса, и пустился в объяснения.

Но когда астроном понял, что сразу никакого носа у него не будет, а придется делать этот нос из куска собственной кожи, и все это будет продолжаться не менее трех-четырех месяцев, он резко помрачнел. И в таком же мрачном настроении ушел, но тем не менее захватил с собой мой рисунок, на котором я быстро набросал очертания его лица с новым носом. Я же, оставив Арента готовить его снадобья, отправился читать лекцию своим ученикам.

Иоанн Васильевич сидел в палате, и рядом с ним была его жена Анна Колтовская, которая и не подозревала, что в другой жизни она уже была давно пострижена в монахини. К сожалению, за семь прошедших лет она так и не смогла родить ребенка царю. Но того, до сих пор радующегося при виде своей жены, это, по всей видимости, не волновало.