Николай Берг - Лёха

Перекус был теми самыми крабами. Но тут, кроме Лехи, особо никто удовольствия не выразил: поели, и ладно. Словно сухарей пожевали.

– Не нравится? – удивился Леха.

– Ну раки и раки. Ну послаще эти. Так раков наловить – пустяк делов, у нас в речке их прорва была. Налим или окунь куда вкуснее, – отозвался Семенов.

– Опять же без пива кто ж раков трескать будет? Разве что дачники какие, интеллигенты. Я вот лучше студня бы холодненького поел. С горчичкой. И чтоб картошечка разваристая с укропчиком. А ты, Семенов? – откликнулся Петров, у которого, видно, язык не уставал никогда и работал сам по себе, независимо от общего состояния организма. Леха видел, что токарь вымотался не меньше других, но форс держит.

– Сейчас-то? – отозвался Семенов. – Сейчас вот я бы чаю попил. С ватрушками ржаными. Маленькие такие, с ладошку чтобы. Или с калитками.

– Это как ты чай с дверями пить будешь? Калитка – это же дверь в заборе, а? – подначил приятеля токарь.

– Дурак ты, – незлобливо отозвался дояр, – калитки – это такие пирожки, открытые сверху. Как шанежки. Вку-у-усные… И чтобы сахар был. Колотый. Его надолго хватает.

Семенов мечтательно причмокнул и замолк, глядя в небо, проглядывавшее через редковатую уже листву.

– А ты, Жанаев? Ты бы что, как говоришь… эдихэ?

Азиат отозвался тут же:

– Бууза бы поел.

– Это что такое? – повернул к нему лицо Леха.

– Еда вкусный. Мясо. Много – коник, свина, барашок. Рубишь, лук, то-се, потом в теста и варишь. Не вода. Пар. Вкусно, – показал обычно молчаливый Жанаев свои словесные запасы.

– Пельмени, что ли? – заинтересовался Петров.

– Нет. Пельмени вода варят. Бууза – пар. – Подумал немного и решительно резюмировал: – Вкусно.

Леха сильно удивился: он думал, что этот красноармеец и говорить-то не умеет, а вон сколько выдал…

Полежали, помолчали. Ноги и руки потихоньку приходили в норму. Леха ждал, что и его спросят, чего он бы поел, но нет, не спросили. А чего бы он поел? К его собственному удивлению, в голову сразу же пришел почему-то дурацкий «Макдональдс», в который Леха заходил всего три раза и потом у него печенка возмущалась. Даже удивительно – с чего бы это вспомнилось? Реклама, наверное, нахальная оттопталась в мозгах всерьез. Так же Леха решительно открестился от быстросупов и «дошиязвы». Да много бы чего поел-то, в отличие от этих простых ребят. Того же маминого борща. Или щей с говядинкой. Да и, в общем, как-то уже так в его семье привычно стало, что в июне гвоздем стола была молодая картошка, в июле – помидоры, в августе поспевал виноград (Лехе больше всего нравился сладкий кишмиш), в сентябре мама обязательно готовила одуряюще пахнувшие фаршированные перцы, а в октябре в морозилке обязательно лежала куча мерзлой ароматной хурмы, которую замораживали, чтобы не вязала во рту. А в декабре всегда готовили незатейливый салат оливье, который был категорически немодным. Но у Лехи с детства отложилось, что это праздничное новогоднее кушанье и попытки заменить его всякими салатами из авокадо с цветной лапшой не прижились. И мороженое опять же.

– А у вас мороженое продавали? – неожиданно спросил он у спутников.

– У нас – да, – гордо ответил оживший уже Петров.

Жанаев и Семенов посмотрели на него. Азиат укоризненно вздохнул, а дояр фыркнул:

– Экий ты хвастун!

– А я что, если продавалось. Ящик такой на колесиках, с навесом, и мороженщик с черпачком. Одну круглую вафельку достанет, на нее черпачком шарик мороженого – а оно разное бывает, – и другой вафелькой прикроет. Удобно в руке держать, – вздохнул печально мужественный токарь.

– Ладно, пора двигать, а то до темноты не успеем. Там отдохнем, – сказал решительно Семенов, вставая с земли.

После привала идти стало ненамного легче. Удивляясь двужильности спутников, Леха с трудом управлялся со своей проклятой канистрой. Ему с трудом удавалось держать тот же темп ходьбы, что и им. Еще и под ноги надо смотреть: по лесу идти – не так и просто. Да еще с грузом. Семенов спереди несколько раз недовольно шикал и смотрел, обернувшись, такими страшными глазами, что даже замотавшийся Леха успевал это замечать, несмотря на струйки пота, заливавшие ему глаза; но ничего не поделаешь, шума они производили изрядно. Пару раз и Петров брякал канистрой то ли о приклад, то ли еще обо что, и пыхтели все, разумеется.

Шедшие впереди остановились так резко, что Леха ткнулся разгоряченным лицом в тощий вещмешок шедшего впереди Жанаева.