Николай Берг - Лёха

– Разумею, – кивнул комиссар. Видно было, что ему не по сердцу с выдранными золотыми коронками дело иметь, но приказ он все же исполнит.

– И попутно изложи, что наши разведчицы рассказывают про вал казней и самодурства немецкого.

– Тут особенно рассказывать нечего… – вякнул комиссар.

– Вот тебе раз! Да одна Дьяченко про десяток повешенных рассказала, да расстрелянных полста только в трех деревнях. А еще избиения, порки, изнасилования и храбежи с нахлым воровьством – есть о чем ховорить, – удивился усач.

Комиссар приуныл. Командир вопросительно поднял бровь.

– И шо ты мне тут изображаешь? Я ж тебя знаю – ты умеешь блестяще выступить и даже тусклый материал подать зажихательно. Я про твои эти скаженные казни анхлийские и посейчас отлично помню. Ну напряхись, получиться у тебя усе, уверен!

– Так разное же оно, командир. Одно дело про каких-то сипаев толковать, которые и прогрессивные и восставшие, но все-таки где-то там вообще на другом конце света. А как вот про своих рассказать… У меня – честно! – язык немеет. Мы ж с Батюком дружили, у Сергиенко ты и сам бывал… Понимаешь, ну вот не думал, что скажу, а – не получается лекцию про своих, погибших такой гнусной смертью, читать, – ляпнул неожиданно комиссар, потом испуганно оглядел оторопевших бойцов, ставших неожиданно свидетелями его слабости.

Молчание прервал Середа, сказавший негромко:

– Да все мы понимаем. Сами то же чувствуем. Людей фрицы сейчас мордуют из-за того, что мы не остановили врага. И каждая беда тут, на оккупированной местности, нам в укор. Мы не справились. И страшно, что не только тебя самого могут убить, а и тех, кого ты успел полюбить, кто ближе родственников успел стать. Но рассказывать все равно надо. А что вы такого говорили про английские казни?

Комиссар глубоко вздохнул, глянул на командира. Тот усмехнулся одобрительно, привычно расправил усы. Тогда политработник, словно утопающий, нащупавший вдруг под ногами опору, начал не очень решительно:

– Преступления европейских колонизаторов были обеспечены научным подходом буржуазной науки и теологии и учитывали нюансы психологии и религии ограбляемых народов. Здесь очень показателен пример Великобритании и ее колонии – Индии. Достаточно вспомнить, например, про казни восставших против колониального империалистического ига прогрессивных сипаев. Вы ведь артиллерист, вероятно, слышали?

– Нет. Из пушек по ним стреляли, что ли? – удивленно ответил Середа.

– Да. Привязывали к стволу орудия спиной и холостым выстрелом разрывали на куски. Известное изобретение англичан. Наш прогрессивный художник Верещагин это отразил в картине «Казнь англичанами сипаев» [158].

– Дикий какой-то метод. Если даже ствол орудия и не поддует, так потом мыть устанешь! – со своей колокольни оценил новацию британцев артиллерист.

– Мало кто в курсе, для чего была такая казнь придумана… А там тонкая психология. Индусы и мусульмане смерти не особенно-то и боялись – опиум религии давал им ошибочные дремучие представления о послесмертии. Индус после смерти якобы перевоплощался в другое существо, а мусульманин, павший в бою, попадал в их рай к гуриям… к девам-красавицам, значит. Но были нюансы посмертия. Во-первых, и тем и другим надо было, чтобы тело оставалось более-менее целым – срубленная голова допускалась как вариант. А вот разорванное на куски тело не годилось ни для переноса сущности в другое существо, ни для гурий. Во-вторых, посмертные проблемы вызывало нарушение погребального обряда – а тут и индусов и мусульман валили в общую яму… К слову, вурдалаки и упыри – в соответствии с отсталыми и косными предрассудками нашего крестьянства – оттого заводились, что католика хоронили на православном кладбище или наоборот. Мало того, захоронение трупа индуса высокой касты вместе с трупами низкокастовых соотечественников обеспечивало еще большие проблемы в посмертии…

Тут уже распевшийся соловьем комиссар перевел дух, оглядел внимательно слушателей и продолжил:

– То есть тот, кого рвали в клочья холостым зарядом, погибал полностью, телом и душой, и навсегда весь; и вот это было для казнимых и их родственников самым страшным. Полное уничтожение. Абсолютное! В том числе и загробное. Так что нам еще везет, что мы – атеисты.

Тут комиссар глянул на зажатую в руке Середы книжку «Майн кампф» и, по-прежнему скользя по накатанному пути, словно паровоз по рельсам, выдал заученно цитату: