Николай Берг - Лёха

– Черт его знает. Может, потому, что у нас тоже европейская культура и они для нас свои? – задумался и Леха.

– Опять не пойму. Мы-то для них – азиаты. Никак не свои вообще. Чего ж мы к ним тремся? Как сирота приблудная, шелудивая?

– А знаешь, много думать – голова облысеет и устанешь зря. Давай я пойду у комиссара шахматы возьму, сыгранем, – предложил потомок.

– А что, у него шахматы появились? – оживился Середа.

– Ну да, я у него доску видал шахматную, ящичек такой распашной.

– Так там внутри не фигуры, а кости домино. Я сам купился.

– Точно?

– Точнее не бывает. Фигуры высыпались при драпе, а никто не заметил, не до того было. Так что у нас сейчас культурного досуга – домино да карты немецкие, но их все начальство не любит, словно сговорились. Да и с домино незадача – комиссар с командиром стучать со вкусом не разрешают: демаскирует, дескать, понимэ? А без стука – радости четвертинка, – пояснил артиллерист.

– Ну давай что другое придумаем. Баня занята? – спросил Леха, тут же вспомнив, что для бани надо долго таскать воду и пилить дровишки.

– Второго взвода очередь, чужих не пустят. Побриться можно, пока мыло есть. Беда с мылом, прачки уже с золой стирают, – ответил Середа.

– Не, на фиг нужно, меня шерсть не беспокоит. Погожу.

– Ну да, шорсти той у тебя на харе – шесть с половиной волосин.

– Слушай, а тебе как пшенка? Я вот что-то ее видеть не могу, а ты?

– Да тоже надоела. Хотя опять смешно – когда мы вчетвером шлялись и кто б нас такой угостил – урчали бы, пожиравши! – спросил Середа, посмеиваясь.

– Это точно. Еще б и добавки попросили, – не стал спорить Леха.

– Трижды.

– Ага.

Темнело. С центра лагеря, где был общий костер, освещавший в вечернее время лагерь – другого света не было, – неожиданно раздался одинокий голос, выводивший хорошо разбираемые слова:

– А неплохо поет, – заметил Середа. Потом глянул на приятеля и, усмехнувшись, предложил: – Раз не получилось у нас с тобой в глубинных извивах души разобраться, можем поуслаждать себе слух. Ну и окружающим тоже, кто спрятаться не успеет. Ты как, петь любишь?

Леха на секунду оторопел. Петь ему не доводилось ни разу; ну может, в детсаду или в начальной школе… Потом он вспомнил, что слов песен не знает вовсе. То есть знает сколько-то, но то, что слушал в прошлом времени, в это время не лезло никак. Потомок представил себе в лицах, как он орет во всю глотку широко популярное: «Я тебя бум-бум-бум, Ты меня бум-бум-бум, Мы вместе бум-бум-бум, С тобою бум-бум-бум». Поморщился, потому как сразу же себе представил офигевшие физиономии Семенова и Середы. Бурят, может, и ничего, он все-таки дикий человек, они там у себя в Якутии и не такое, наверное, поют, когда с бубнами пляшут, или с чем там должно.

– Медведь на ухо наступил? – по-своему понял внимательно смотревший Середа.

– Я ж не глухой, – не понял его потомок и закончил: – Я петь не умею, а слушать – всегда пожалуйста!

– Тогда пойдем, я сегодня в голосе! «Через прорезь пулемета я ищу в пыли врага!» – Пропев это, артиллерист легко вскочил с бревнышка и потянулся.

– Пошли, – согласился потомок и тоже встал, правда, не так лихо.

Вылазка с самого начала выглядела какой-то нелепой, и кроме Середы да Бендебери остальные были тоже озадачены. Даже лейтенант стал какой-то очумелый после того, как выслушал от командира боевую задачу.

Немудрено, потому как задачка не лезла ни в какие ворота для любого нормального военного человека. Надо выдвинуться почти к самому райцентру – скрытно, разумеется, – там проникнуть на территорию временных военных складов, и провести на складах ревизию, словно это не армейские склады, а сельпо какое-то. При этом строжайшим образом запрещалось вступать в перестрелку с немцами и вообще привлекать внимание. В провожатые дали двух пацанят, похожих на таких же сорванцов, помогавших в поиске пушки. Еще дали десять человек для переноски тяжестей. В целом все выглядело как-то невсамделишно.

Березкин, как дисциплинированный человек, вопросов задавать не стал, хотя и ушел от командира в сомнениях. Зато его ефрейтор тут же разговорил тех самых пацанят, и в короткий срок выудил у них все, что можно. Потому для отобранных к вылазке сослуживцев все стало ясно довольно быстро.