Олег Измеров - Ответ Империи

– «Лотос», кидаю снимок монеты.

«Оригинально. Мыльница с функцией MMS. Может, по ней еще и звонить можно?»

– Да, извините, забыл представиться. Расков Евгений Афанасьевич, старший лейтенант госбезопасности СССР. У вас есть какие-то вопросы, жалобы, просьбы?

– Два вопроса.

– Пожалуйста.

– Первый – что с товарищем, который закрыл меня от пули?

– Жив, он в жилете был. Но в больнице полежать придется.

– Не знаю, как сказать даже… Передайте от меня самую огромную признательность… и, как только появится возможность, навещу.

– Хорошо. А второй?

– Где можно будет плащ почистить?

Его спутники непроизвольно расхохотались. Расков первый вернул себе полустрогий вид и спокойно сказал:

– Как приедем, отдадим в чистку. За плащ не волнуйтесь.

Машина тем временем проскочила мост и от Пушки свернула почему-то не влево, а вправо. Встречный ветер швырнул на лобовое стекло горсть дождевых капель; заработали дворники. Сквозь тонированные окна Виктор увидел мелькнувшие двухэтажные купеческие дома, а за ними старые одноэтажные избушки, обшитые досками. Калинина в этой части была узкой и малолюдной, как деревенская улица.

– Не застраивают здесь? – почему-то спросил Виктор.

– Здесь низина, вода, – ответил Расков. – Решают пока, что делать.

Возле одноэтажной коробки продмага машина резко свернула влево и стала карабкаться на крутой подъем все той же Верхней Лубянки, подпрыгивая на размытых дождями выбоинах асфальта, – до этого уголка города модернизация добралась еще не во всей полноте. Дорога шла по краю обрыва, и справа из намокшей, поросшей лесом глубины тянулись стволы берез и сосен; затем, вильнув у верховья, она превратилась в свежеасфальтированный проезд между коттеджами и наконец влилась в улицу Вали Сафроновой. Виктору показалось, что они едут в «Коннект», и вот даже знакомое здание на углу показалось, и огни светофоров на перекрестке, но на Дуки они повернули вправо, и Виктор понял, что его везут в Кремль. В тот, который на Кургане.

Они не тормозили перед воротами – видимо, те открылись по сигналу – и въехали в подземный гараж. Машина проехала еще какое-то расстояние по тоннелю, как по улице, и остановилась перед двойными решетчатыми воротами из толстых стальных труб; рядом в будке виднелись амбразуры, как у дота. К ним никто не выходил и документов не спрашивал – просто ворота открылись и пропустили внутрь. Они проехали медленно еще метров пятьдесят.

– Все. Выходите.

Гараж как гараж, подумал Виктор, светлый и проветриваемый. На тюремные застенки это подземелье мало походило, и даже бензином почти не пахло.

– Прошу вас, правую руку.

С Виктора сняли браслет, и это, видимо, было чем-то положительным. Браслет – скорее всего, радиомаяк.

Виктор вновь почувствовал какую-то раздвоенность. С одной стороны, его спасли и явно намерены обеспечить безопасность. С другой, на него могли запросто повесить мошенничество и использование фальшивых документов, а также связь с иностранной гражданкой; хотя последнее – не статья, но при желании под это можно было накрутить вплоть до особо тяжких. Особенно при обострении международной обстановки и гонке ракетно-космических вооружений. Кроме него в Союзе еще четверть миллиарда людей, безопасность которых надо обеспечить, и четверть миллиарда минус один – это в пределах неизбежных потерь.

Самое главное, сказал он себе, понять, что это все просто машина, и по отношению к нему она безразлична, а лишь действует как заведена, и по умолчанию в любой, даже самой демократичной стране подобные машины заведены искать виновных – для того их и создавали волею народов. Поэтому в любом случае нельзя допускать в себе чувства вины – это может привести если не к прямому самооговору, то к показаниям против себя.

Впрочем, наша обычная жизнь в нашей реальности в этом плане мало чем отличается. От всех нас, получавших паспорт с гербом СССР, постоянно требуют чувства вины. Нам доказывают, что наш труд в советское время был ненужным и бессмысленным, наше общество – преступным, наша страна – обреченной. Не поддавайтесь этому. Идите в Большую Несознанку. Вы ни в чем не виновны, вы не обижали ни один народ в мире, ваш труд был трудом для народа, а не какого-то там «режима», вы прожили жизнь не святым, но порядочным человеком, и то, что вы сделали в этой жизни, было очень нужно другим людям. Не признавайте того, что «весь цивилизованный мир» обязательно использует против вас, ваших близких и друзей, против людей разных национальностей, которых за рубежом зовут одним словом – русские. Если даже на изломе эпох доводилось соглашаться с обвинениями в «проклятом прошлом» – не подписывайтесь под этим, угораздило подписаться – откажитесь.