Олег Измеров - Ответ Империи

В пленочных шатрах стояли тренажеры, где каждый желающий мог попробовать себя в роли водителя танка или БМП, пилота истребителя или боевого вертолета; стоящие вокруг зрители видели результаты попыток на экранах с лазерными проекторами. Графика была где-то на уровне первого «Команча», зато полный реализм – несмотря на непрерывные указания инструктора, воинская карьера часто кончалась при первой попытке взлететь. Тут же рядом крутили боевик о локальном инциденте – нападении войск НАТО на базу советских миротворцев в выдуманной стране, кстати, без шапкозакидательства: скорее, хотели подчеркнуть жестокость и бесчеловечность противника. Кадры, где натовский танк давит автомобиль с беженцами и где танкист с криком «Йе-ху-у-у!» лупит из крупнокалиберного пулемета по жилому дому, а другой снимает все это любительской видеокамерой на память, показались Виктору до ужаса знакомыми; только в его времени это был не режиссерский ход, а реальность, материализовавшееся предвидение нового передела мира под крики о торжестве идеалов. Кстати, контингент НАТО в картине был набран из населения неких «вновь принятых государств».

Как ни странно, но явный запах пороха в этой части праздника особого беспокойства у Виктора не вызвал. В своей реальности он уже привык к тому, что при каждом проявлении слабости России НАТО непременно лезет на Восток; но при этом ни немцы, ни англичане, ни французы, вообще никто из той части Европы, которая считает себя наиболее передовой и цивилизованной, не желает елозить мордой по грязи, стараясь при этом сохранить в девственной чистоте и смазке изделия все тех же Хеклера и Коха. В крайнем случае их устраивает вариант пустить ракету «воздух – земля» вне досягаемости ПВО демократизируемой ими страны, ничуть не задумываясь, поразит ли оная ракета военный объект или школу. Больше тротила – больше демократии. Но кто-то должен и контролировать территорию; остаются американские наемники и бывшие страны соцлагеря, национальное достояние которых прибрали так называемые иностранные инвесторы.

В отношении последних, размышлял Виктор, наверное, правильнее сказать, что это просто бывшие страны, потому что если национальное достояние прибрали, то и страны нет, а есть территория, есть местное население, которому определяют по общей глобальной ситуации те или иные условия выживания, и, наконец, есть так называемые политики, которых могут готовить в США, а то и вообще содержать за счет США. Это обходится дешевле, чем держать оккупационную армию, комендатуры и полицаев, да и вообще можно назвать строительством демократии. Обывателю бывшей страны можно внушить, как страшно над ним измывались русские, и довести его до точки кипения; особенно действуют на туземного обывателя рассказы о том, что его небольшой городок мог бы быть столицей мира, если бы не все те же русские дикари.

«Вот на таких лохах НАТО и собиралось выезжать в наши девяностые и, вероятно, здесь тоже».

Довершали праздничный пейзаж площадки, где демонстрировали рукопашный бой; впрочем, на таких праздниках это есть и у нас. Вообще-то в современной войне бойцы с обеих сторон уничтожают друг друга, чаще всего даже не видя друг друга, но если армия не учит бойца по команде проявлять агрессивность, это не армия. Где-то в стороне гостиницы «Турист», как обещали афиши, проводился даже «спортивный паркур», но идти туда уже не было времени.

«Ну, конечно, праздничег в целом скромнее, чем у нас, – оценивающе заключил Виктор, направляясь на другую сторону Кургана, – шествия по главному проспекту нету, митинг небольшой. Но есть фишки с новым оружием, и вообще, если тут Москва не одобряет местные нерабочие дни – а может, еще и экономии требует для всяких мероприятий, – то в целом зачет».

У подножия Кургана, под растяжкой «Война не окончена, пока не похоронен последний солдат» расположились поисковые отряды с ноутбуками, на которых могли найти каждому данные, где кто похоронен, принять заявление от родственников военнослужащих, чье место гибели еще не установлено, а также сообщить любые известные сведения о неустановленных воинских захоронениях.

В Средние века все было просто и ясно – вот поле битвы, и там лежат павшие воины. К временам Великой Отечественной полем битвы стала территория целого континента от полярных снегов до субтропиков; воин мог расстаться с жизнью где угодно, и найти его останки физически и захоронить порой становилось просто немыслимой задачей. Людей разрывало на куски снарядами, их тела несли реки при переправе и заглатывали болота, их накрывали каменистые обвалы, наконец, ни в каких бумагах не могло быть отражено, где встречали свой последний час многие из окруженцев. Виктора всегда бесил цинизм тех типов, которые стремились ткнуть в нос России – вот, дескать, какой у вас режим, как у вас относятся к солдатам, у вас до сих пор не всех погибших нашли. Любопытно, что если бы не погибшие, то многие из этих циников или их родители были бы пущены на удобрение для полей рейха; очевидно то, что ценой неимоверных жертв нашего народа не состоялось физически, каким-то образом для этих лиц свершилось в отношении их духовной сущности. Они мечтали стать удобрением и им стали. Но все-таки народы СССР дали этим особям шанс удобрением не быть.