Радик Соколов - Холера. Дилогия (СИ)

— Давайте-ка соколики на улицу. — Баба Паня суматошно вытерла руки и двинулась в сторону двери поглядеть на чудное зрелище.

К дому уже подошла толпа во главе с одетым в монашескую рясу незнакомым худощавым стариком. Был он низок, тощ, тонколиц, со впалыми щеками и землистого цвета лицом, которое судя по всему, давно не видело открытых солнечных лучей. Волосы на едва чесанной голове сбились в похожие на сосульки седые космы и острыми перьями выглядывали из-под похожей на ермолку черной шапки. Жидкая бородка напоминала козлиную. Подпоясана изрядно пожившая черная ряса была крепко потрепанным кушаком с выставленной дратвой и пожелтевшим, как видно, не от частых стирок. Сейчас сектант-скопец, до сих пор живший в тайном ските чуял в себе необычайную силу убеждения. По обе стороны от старца шли злобные бабы в блеклых сарафанах с иконами, мужики, с расстегнутыми воротами рубах и лицами, исковерканными ненавистью. Замыкали процессию братья скопцы с иконами в руках. Незнакомый парень, видать из тайных прихожан, нес в руках жердину с насаженным на нее коровьим черепом…

Вся эта невообразимо — искривленная куча народа, напоминала сбившуюся с дороги пьяную бурлачью артель. Люд нес в руках топоры оглобли, а кое-кто тащил пылающие головни, источающие зловонно-желтый дым, наполнявший всю эту фантасмагорию дополнительным сумасбродством.

— Что случилось? — Паня засуетилась, не зная, как себя вести в непонятном окружении. — Много то вас как. — Кожа зачесалась от нехороших предчувствий.

— А вот мы вместе с вами помолимся. Посмотрим, как вам Божье слово поперек глотки встанет? — Злобное лицо предводителя нестройной толпы исказила гримаса ненависти.

— Да Господь с вами. — Паня спрятала за спину высунувшихся было внуков. Она вдруг ясно поняла, что в глазах пришедших плещется огонь безумия.

— Сейчас за все ответите, дьявольские приспешники. — Загомонили мужики плотно обступая прижавшихся друг к другу хозяев. — Еще Господа нашего поминает. Колдовка.

— Да что тут долго думать. — Раздался из толпы чей-то визжащий голос.

В это — же самое время Осип, с его семейством Хотей соседствовал в обозе, растрепанный мужичок с красными слезящимися глазами, медленно поднял трясущимися руками днями купленное здесь-же вскладчину ружье и не раздумывая выстрелил прямо в грудь Пане, после чего оперся на сослужившее недобрую службу орудие и завопил:

— Вот тебе, ведьма. Будешь знать, как на малых деток порчу наводить.

Вся эта жуткая сцена пронеслась в одну минуту, не оставив даже мгновенья на размышления.

В так и не ставшее размеренным житье ворвались ураганы перемен, грозившие погубить не только постройки, но и саму жизнь так ничего и не понимающих детей пока еще не осознавших тяжести своего положения и ужаса потери. Они, не веря своим глазам, смотрели на рухнувшую наземь бабушку, рядом с которой уже образовывалась лужа темно-красной крови.

Старец опомнился первым. Он вырвал ружье из рук Осипа и от души врезал тому кулаком по морде.

— Люди, — неожиданно тонким голосом заголосил скопец. — Жгите все. Проклято это место. Не будет здесь жизни, пока стоит это капище. Прокляты, мы все прокляты, что допустили сюда это идолище.

Эти слова словно подстегнули собравшихся. Вся толпа словно единый организм бросилась к дому. Кто отрывал двери, кто ломал ставни, кто подносил огонь к бревнам. Вскоре на стене выросло злое огненное чудовище, которое стремилось пожрать весь дом, обхватывая его своими многочисленными отростками. Из чрева чудища вырывался ужасающий гул. Невозможно было отделаться от ощущения, что эти безобразные звуки и есть урчание с которым пламень поглощает свою беззащитную добычу.

Наиболее ушлые уже шуровали в еще недостроенном доме, пытаясь урвать себе малую толику хозяйского добра справедливо полагая, что иначе все сгорит вовсе без всякой пользы. Вскоре к ним присоединились и остальные, будучи в некотором негодовании, что им ничего не достанется.

Надя и Сенька молча стояли над бездыханным телом. Пока не было ни слез, ни вздохов, только осознание вселенской несправедливости. Еще миг тому назад бабушка была жива и здорова и вот теперь перед ними обезображенный труп, валяющийся на земле. Руки старушки оказались сжаты в кулачки, а голова откинулась назад, погрузив волосы в лужицу. Вся она вдруг сделалась маленькой и изломанной, словно ненужная деревянная кукла, брошенная рукой шаловливого проказника в самую грязь.