Флейм Корвин - Вор и убийца (СИ)

— Чертовы Серебряные, — зло процедил Тейвил, подтвердив мою догадку. Он снова появился около меня.

Серебряные встали широким полукругом перед оцеплением из мечников и стрелков. Блестящие латы, одинаковые отглаженные мундиры, ладно сшитые из дорогой ткани, и высокомерные маски на лицах демонстрировали превосходство имперской военной организации над арницами и их наемниками, израненными и грязными. Впрочем, рундаширы и арбалетчики, что стерегли пленников, недалеко ушли от поверженного противника.

Рядом раздалось перешептывание, люди еще интересовались тем, что происходило вокруг.

— Сызнова сам герцог Альбрехт пожаловал.

— Правда, что ль, он брат императора?

— Тебе не все ли равно, доходяга? Гляди и Даман рядом, вот кому бы в глоту вцепится!

Да, он был там. Важно тряс щеками по правую руку от высокомерного вельможи, вокруг которого почтительно порхали высокопоставленные офицеры. Герцог Альбрехт Огсбург и предатель Даман. Интересно, он все еще губернаторствует? Я сидел у костра всего полусотне шагов от оцепления и прекрасно видел из-под опущенного капюшона, как бегали глазки Конрада. Не очень-то ему по душе находиться перед солдатами короля Герарда, пусть и скованными цепями.

После нескольких слов, обращенных герцогом к Даману, тот сделал два шага вперед, чтобы сделать какое-то заявление. Поверх груди Конрада Дамана лежала орденская лента из двух цветов: белого и желтого. Имперская награда нашла своего героя.

Заговорить Даман не успел. Неожиданно для меня прозвучали первые слова молебна. Отец Томас Велдон громко запел об упокоении усопших на поле брани, ему вторили другие инквизиторы. Герцог пренебрежительно скривился, Даман растеряно крутил головой, а какой-то генерал в камзоле с золоченным шитьем выкрикнул, чтоб прекратили немедля.

Его не захотели услышать, пленные поворачивались лицом к Велдону и начинали молитву. Те, кто был в силах это сделать. Некоторые становились на колени. Взгляды огсбургцев уткнулись в чужие затылки. Я зашептал слова, которые предназначались двуединому Святому Духу, но небеса меня не услышат, донимало другое. Я осторожно оглянулся. Против моих ожиданий ни у одного из имперцев губы не шевелились, что очень странно. Подданные империи славились своей набожностью.

Я искоса глянул на Дамана. Вот он! Рукой подать. Но еще ближе от меня сегодняшняя клятва. О, Харуз! Перед тобой снова появится неоплаченный долг — я сокрушенно посмотрел на кандалы, с этим не сбежишь. Хотел было дать себе еще один зарок, но после… Потом. Как буду на свободе. Лишь утешался мыслью, что крайне интересные бумаги Дамана спрятаны в надежном месте, и они обязательно лягут на стол королю Арнии. Хотя после сдачи Загорья гнилой душонкой владельца писем не удивить, тем более после того, как порежу ему горло. Я непременно прикончу его! Однако содержимое бумаг перечеркнет планы больших и влиятельных людей в Ревентоле, которые были заодно с Конрадом Даманом. Мне будет этого достаточно.

Песнопение окончилось. Отец Томас опустил сложенные в молитвенном жесте руки и с вызовом посмотрел на герцога Альбрехта, а затем перевел взгляд на Дамана. Взор инквизитора стал испепеляющим.

Когда бывший генерал-губернатор арнийского Загорья вновь выступил вперед с заготовленной речью, Велдон и его инквизиторы демонстративно повернулись к предателю и обсугрцам спиной. Отец Томас направился к тяжело раненным со словами благословения; изредка он клал на склонившуюся перед ним голову ладони и замирал. Целительская магия! Только сил инквизитора не хватит, чтобы помощь хотя бы каждому десятому среди страждущих.

Конрад Даман все еще говорил, его унылая речь сводилась к призыву присягнуть императору Карлу и была мало кому интересна. Пленники не обращали на него внимание и копошились в огороженном квадрате так же, как и до появления блистательных кирас имперцев, словно бы тех и нет. Голодным, замерзшим и раненным людям огсбургцы опостылели. Здесь были только те, кто в безнадежной ситуации не сдался на милость захватчиков, они не собирались покоряться и сейчас.

Я бы назвал подобный выбор глупостью. Одно дело в бою сражаться до конца, другое — спасти свою шкуру, изобразив видимую лояльность новой власти, когда бой уже проигран. Будет же возможность удрать из покоренного графства или хотя бы затаиться, а так… Шансов у них нет! Сам бы я уже протискивался к имперцам, чтобы изъявить свою верность огсбургской короне, кабы не перспектива воскреснуть перед поросячьими глазками изумленного Дамана. Меня останавливало лишь его присутствие, только он, а не какое-то глупое благородство. Для вора, что Огсбургская империя, что арнийское королевство — все едино. Тем паче королю Герарду Пятому я не присягал, а Николаса Гарда и вовсе расстреляли во имя королевского правосудия.