Флейм Корвин - Вор и убийца (СИ)

— И поговаривают, что в роду Гарда имелись орки.

Конрад Даман бросил в мою сторону взгляд и самодовольно надул щеки.

— У меня все, ваша честь, — сказал он.

— Принимая во внимание вышесказанное лордом Даманом, трибунал обязан проверить указанное обстоятельство, — цинично произнес верховный судья. — Поднимите Гарда наверх.

Два пристава схватили меня за локти и потащили на помост. Дабы унизить еще больше, приставы тянули спиной вперед.

— Я распоряжусь, чтобы сюда принесли Обруч, — сказал архиепископ.

— Не стоит утруждаться, ваше преосвященство, все уже готово, — Деспилье улыбнулся в мою сторону.

Меня снова бросили на колени. Теперь в шаге от стола, за которым сидел королевский трибунал.

Рядом застыл старший пристав, держа на вытянутых руках поднос с Обручем. Просто Обруч, без каких бы то ни было украшений. Единственным его отличием являлась редчайшая красная сталь, из какой его выплавили, и, конечно, магия. Та магия, которую святые отцы заключили в десятки обручей из красной стали и которая позволяла определить несчастных, о коих говорилось в булле Иннокентия XII.

Подобно затравленному зверю я наблюдал, как архиепископ Антуан принял у пристава Обруч, поднял над моей головой и начал медленно опускать вниз. Обмануть Обруч невозможно. Себя тоже. Мою прабабку изнасиловали орки, и посему я обречен на отлучение от Церкви. А, значит, меня выдаст боль; а, значит, перед смертью не будет покаяния; а, значит, точно отправлюсь в Ад!

Обруч коснулся головы. Спустя мгновение охватила невыносимая боль. Я выдержал три удара сердца и закричал. Я кричал, кричал и кричал.

Пришел в себя уже у столба смертников.

Приставы вели к гранитному помосту Дино.

— Эх, Николас, крепко тебе досталось, — заметив, что я очнулся, заговорил старик Гюг.

— Да, — захрипел пересохшим горлом Чекко, — ты, капитан, орал, словно уже жарился на углях в Преисподней.

— Заткнись, Чекко! — напустились на него остальные. — Вечно лезешь со своими тупыми шутками.

Я молчал. Все безразлично.

— Эй, взбодрись капитан! — попытался ухмыльнуться Гюг. — Не все так худо, как тебе кажется.

Я поднял мутный взор.

— Антуан, благослови боже его причинное место, — Лоис не смог отказать себе в последней вольности, богохульстве, — сказал, дескать, твоя участь и так незавидна и не стоит её усугублять…

— Короче, — перебил его Чекко, — Антуан не стал отлучать тебя. Видел бы ты, как взбесился господин Деспилье, а Даман, черт бы его побрал, тот вообще слюнями брызгал. Но архиепископ стоял на своем, как скала. Нет, и все.

В душе я почувствовал легкость и свободу. Не знаю, как такое возможно у столба смертников, но возможно. Я с искренней благодарностью посмотрел на Антуана.

Тем временем к нам присоединился и Дино.

На радость собравшейся толпе старший пристав торжественно объявил:

— Приговор Высокого трибунала королевства приводится в исполнение немедленно!

Многотысячное море голов завопило от восторга. А еще твердят про эпоху просвещенного века!

Справа от гранитного помоста серела каменная гранитная стена. Её прозвали Стеной казней. Она появилась в Ревентоле в тот месяц, когда я кутил в здешних трактирах. В те дни у Марии-Луизы возникла серьезная проблема: гильдия палачей взвинтила небывалую цену на свои услуги. Тогда-то и выскочил как чёртик из табакерки граф Альберт Деспилье. Пообещав королеве-матери разобраться с палачами, он заимел должность верховного судьи с весьма заманчивым денежным жалованием и массой привилегий, а вместо палачей привлек к казням королевских аркебузиров, и у этой срочно возведенной стены солдаты теперь расстреливают осужденных.

Эх, не думалось восемь месяцев назад, что доведется стоять перед дулами аркебуз на площади Правосудия.

Судебные приставы подошли к Лоису. Его осудили первым, посему он первым предстанет перед Господом. Лоису вставили в рот кляп, дабы не поносил короля и трибунал, а на голову надели грязный мешок. 'Милостивым' королевским эдиктом преступников спасали от тяжкой доли смотреть в глаза смерти.

К столбу смертников, громыхая, подкатился черный фургон. Внутри фургона находился священник, который свершит для преступника таинство покаяния, дабы избавить его душу от груза грехов. В фургоне имелось две дверцы: одна около кучера, а вторая — у оси задних колес.

Лоиса подвели к фургону и толкнули в распахнутую заднюю дверь. Спустя несколько минут кучер склонился к крохотному окошку, а после сообщил, что таинство окончено. Приставы отодвинули засов и, не церемонясь, вытянули Лоиса наружу. Нет, Лоис не сопротивлялся, но и облегчать жизнь приставам явно не собирался. Пусть сами тащат, коль им надобно.