Надя Яр - Евангелие от Йохана

- Риттер, - Ланге помедлил, прежде чем подать ему руку, но всё-таки это сделал. Они когда-то были врагами, однако двенадцать лет назад стали союзниками в войне против захватчиков-уан, войне, которая стала Войной с большой буквы. Когда Джон овдовел, штатсшеф Рейха прислал ему соболезнования. В набранном от руки сообщении не было ни следа злорадства. Ланге нравился Джону; магистр сострадал старому адмиралу столько лет, сколько знал его. В другой судьбе и жизни они бы могли стать друзьями.

Не теперь.

- Добрый день, адмирал.

Ланге не спросил его, в чём дело. Значит, догадался. Плохо. По пути Джон лелеял надежду, что всё не настолько страшно, в контейнере артефакт или какое-нибудь обезболивающее - чем только не шутит Тьма. Не все технологии Тёмных были смертельно опасны, лишь большинство из них. Но выражение лица Ланге, жёсткое и какое-то замкнутое, не внушало особенного оптимизма.

- Вам повезло, что я отдыхал сегодня, - сказал штатсшеф. - Прибудь вы вчера или завтра в это же время - ждали бы окна в моём расписании, как и всякий внезапный гость.

Внезапный. Незваный гость - хуже вормера.

Несколько слуг, секретарша Ланге и второй адъютант, моложавый коллега Витта, ждали шефа на выходе из павильона.

- Аннемари проводит Вас в Ваши апартаменты, - Ланге указал на пожилую мажордомшу. - Ужин у меня через час, приходите.

Есть за его столом, учитывая, зачем я явился? Джон заколебался.

- Придите обязательно, - сказал адмирал, уловив его сомнения. - У нас не так много времени, только этот вечер. Завтра всё снова расписано от и до, на обсуждение теологии ни минуты не будет.

Ужин, накрытый в саду, состоял из рыбного супа, сыра, хлеба и фруктов. Простые вещи, и очень вкусно. Потом магистр и штатсшеф прошли по аллее, где зацветали липы, в естественную беседку-рощу.

- Это было здесь? - Риттер почувствовал что-то. С лед . Ланге сел в мраморное резное кресло, молчал, и Джон добавил: - Я знаю, к вам приходил посланник от Ядо.

Или от другого чёрного мастера. Их оставалось немало, тех, кого он не успел убить до Войны, сознательных орудий Тьмы, прячущихся в игре теней. Его племянница Нэйя Мид стала одной из них. И вот они пытались присосаться к Рейху. В очередной раз.

- Я штатсшеф, принимать посланников моя работа, - последовал наконец ответ.

Джон вздохнул и сел в кресло напротив.

- Это было двадцать второго, - Ланге смотрел сквозь него. Лицо адмирала расслабилось - он смирился с необходимостью разговора, даже больше того, испытывал облегчение. Ему, очевидно, был нужен совет. Или просто поговорить. Если догадка Витта была верна, к нему приходил некромант, штатсшеф Рейха провёл эти полторы недели в терзаниях выбора. Ланге знал кое-что о Тьме и о Тёмных, решение использовать их дар не могло даться ему чересчур легко. Даже ради Сандани.

Ланге

Сита давно не снилась ему живой. В стазисной камере, вне времени, безжизненная, как свет, или молчаливым присутствием за плечом - так являлась она ночами. В ночь на двадцать второе апреля будто бы что-то треснуло. Время. Она стояла в командном центре крейсера "Айзенхорн", глядя на Ланге с тем выражением на лице, которое невозможно было прочесть, от которого обмирала его душа. Откуда-то сверху сочился свет, её эполеты тускло сверкали, чёрные пряди падали на глаза. Белое в них, очень чётко на тёмном лице; белый мундир и чёрная гимнастёрка. Во сне Ланге был только взглядом, не чувствовал тела. Что-то было, висело незримой тяжестью между ними.

Вечером на весенний бал явилась Тьма.

- Мы наблюдали за Вами, - сказал человек в чёрной робе. Они сидели в ночной беседке в саду; Ланге знал, что темнушник может его убить, но опасности почему-то не чувствовал. - Не только за Вами, конечно - мы наблюдаем за власть имущими вообще. Вы в первой тройке важных персон. Вы, должно быть, слыхали - мы воспринимаем чужие чувства. Не шпионим, это автоматически, словно слышишь звук. От эмоций бывает трудно закрыться. Особенно от сильных, как любовь и горе. - Чёрный встретился глазами с Ланге. - Вы - необыкновенный случай, адмирал. Люди обычно непостоянны и в самых искренних чувствах. Любовь истлевает к концу второго-третьего года, скорбь по умершим тускнеет, и человек живёт дальше, будто бы ничего не случилось. Это имеют в виду, когда говорят "время лечит раны". Если не лечит, то человек впадает в депрессию, иногда и гибнет. Самоубийство, неосторожность, болезнь. У Вас всё иначе. Ваша любовь не вянет с годами, она никуда не делась. И Ваша скорбь. При этом Вы работоспособны, активны. Живёте на благо Рейха. Вы - победитель в Войне, величайшей за несколько тысяч лет.