Ольга Антер - Хрустальный мир

Она пролежала в своем убежище еще с десяток минут – до того момента, как странный механизм, напоминающий маленький шарик с четырьмя пропеллерами, не завис над ней, а внизу не послышались чьи-то уверенные и злые голоса. Спустя несколько мгновений рядом непостижимым образом оказалась фигура, затянутая в знакомый черный костюм, и, не обращая внимания на жалкие попытки отбиться, схватила ребенка одной рукой и спрыгнула вниз.

Девочку грубо бросили на пол в круг таких же фигур в черном, лица которых были скрыты полумасками под низко надвинутыми капюшонами, в точности как у японских воинов, которых порой изображали ее братья. Или как у больных страшным вирусом, название которого она не помнила, – просто случайно увидела репортаж по телевизору и полночи проплакала в испуге. Но эти маски и костюмы не были гладкими – сохраняя единый черный цвет, они тут и там щетинились похожими на элементы доспехов накладками, жгутами и слоями волокон, по форме напоминающих мышцы. В целом же костюмы оказались весьма облегающими, позволяя заметить, что из десятка фигур две были женскими.

Один из мужчин, бывший чуть ли не на голову выше других, прокричал несколько слов в небольшое утолщение на собственном кулаке, и гул сирен стих. К нему тут же обратился его спутник, что-то возмущенно доказывая, в то время как одна из женщин сделала шаг вперед и рывком поставила девочку на ноги, больно сжимая ее плечи своими твердыми и холодными как камень пальцами.

Высокий мужчина недовольно посмотрел на собеседника и устало стянул маску с лица, оказавшегося вполне обычным, если не обращать внимания на цвет кожи. Чуть искривив плотно сжатые тонкие губы, он что-то коротко отрезал в ответ на услышанную тираду, и спорщик, осекшись, с коротким полупоклоном отступил и повернулся к испуганно хныкающей девочке.

– Понимаешь меня? – обратился он к ней со странным акцентом, ставя ударения на первых слогах слов.

Ребенок ничего не ответил, с ужасом смотря в его глаза, полностью залитые чернотой. Такие же глаза были и у всех окружающих ее людей, а заметные участки кожи были серо-телесного, словно у мертвецов, цвета.

– Ты понимаешь меня? – снова повторил мужчина.

Пальцы на плечах малышки сжались еще сильнее и она, вздрогнув всем телом, отчаянно замотала головой.

– Значит, понимаешь, – удовлетворенно рассудил ее собеседник и на незнакомом языке что-то спросил у высокого. Выслушав ответ, он приблизился к ребенку и опустился на одно колено, заглядывая в глаза девочке, которую начала бить сильная дрожь.

– Слушай-ка меня внимательно. Мы тут все хотели бы тебя… наказать, но наш капитан интересуется, как это ты ухитрилась пройти через портал. Поэтому сейчас ты пойдешь со мной и все расскажешь.

– Я не знаю! Я хочу к маме! – закричала девочка, забилась в держащих ее руках – и получила обжигающую пощечину, заставившую ее зареветь еще сильней.

– Молчать!

– Мама, мамочка!

Еще одна пощечина, больнее предыдущей, заставила ребенка притихнуть, судорожно втягивая воздух.

– Ты не будешь кричать, плакать, и тихо пойдешь со мной, ясно?

Высокий мужчина, перестав интересоваться происходящим, вновь натянул на лицо маску, оставляя на виду одни только глаза и белые, резко выделяющиеся на фоне лица брови.

– Ясно?! – черные глаза зло сощурились, а затянутая в черную перчатку без пальцев рука начала подниматься, готовясь вновь ударить по перемазанному грязью личику.

Девочка, всхлипнув, кивнула в ответ. Пальцы на ее плечах разжались, и мужчина, встав одним гибким быстрым движением, схватил ее за руку и потянул за собой, к раздвинувшейся прямо в стене хитроумной двери, контур которой светился знакомым темно-синим светом.

Она проснулась, тяжело дыша. Снова этот сон. Пусть на самом деле все было немного иначе, да и спустя столько лет воспоминания потускнели, но они вновь и вновь возвращались кошмарами, страшнее которых было лишь ее настоящее. Похоже, этой ночью уже не уснуть, раз за разом с горечью вспоминая события последних восьми лет.

Хотя, что их вспоминать… Вся ее жизнь может уместиться в несколько слов – изучение, унижение, презрение. Ей позволяли расти, но не спрашивали об интересах. На нее изучающе смотрели, но не видели. Даже когда девочка пыталась обратить на себя чье-то внимание – в лучшем случае в ответ звучал смех. И оставалось лишь плакать. Вызывая еще большее недоумение.

Вот и сейчас соленые капли одна за одной скатывались по растерявшим детскую пухлость щекам и заканчивали свой путь внутри дешевой подушки, давным-давно превратившейся в тонкий блин. Всхлипнув, девочка села на кровати, обхватывая ноги руками. Хоть кто-то ее обнимает, пусть даже и она сама… У нас всегда есть мы сами, так ведь?