Ирина Шевченко - Дочь Хранителя

— Так ведь эльф же, — жалобно пролепетала она. — Настоящий! Я эльфов уже лет двести не встречала. Еще и таких хорошеньких.

— Может мне уйти? — возмутилась я, разжигая "звезду" поярче.

До Иоллара, кажется, начало что-то доходить. По крайней мере, он отошел от дивного создания на пару шагов, глядя на соблазнительницу уже с некоторой опаской.

— Ну, так кто из нас уходит? — повторила я свой вопрос, отводя руку для размаха.

— А что, у меня выбор есть? — недовольно проворчала лафия.

— Никакого, — согласилась я. — И чтоб больше я тебя здесь не видела — в следующий раз и предупреждать не стану!

А на всякий случай еще и контур на двести гиаров вокруг поставлю. Жаль, что нельзя и в самом деле шандарахнуть нахалку заклинанием — по Тарскому кодексу магов, а я ж сейчас вроде как Тарская волшебница, нежить данной категории подлежит уничтожению лишь по многочисленным просьбам и жалобам пострадавших. На этих цыпочек, как правило, не жаловались.

Покидала она поляну неспешно и эффектно: медленно развернулась, взмахнув длинными иссиня-черными волосами, и с томной кошачьей грацией, выгнув спину и виляя бедрами, заскользила к деревьям. А потом вдруг обернулась и послала эльфу пламенный взгляд и воздушный поцелуй.

И вот этого-то я уже не выдержала. Предварительно рассеяв "звезду", призвала силу Воздуха и неслабо ткнула зарвавшуюся бестию под соблазнительно покачивающийся зад. Лафия противно завизжала и, утратив всякое изящество, влетела головой в близрастущие кусты.

— И что это было? — поинтересовался Иоллар, когда возмущенные вопли наконец-то стихли, и мы остались одни.

— Майла, крадущая сон, — пробурчала я. — Это по-простому. По-научному — лафия. Местный вид нежити, в других Мирах я о таких не слышала. Что-то среднее между лесной русалкой и суккубом.

— Суккубы, это те, которые…

— Точно! Извини, что испортила такой приятный досуг, но не хотелось отменять тренировку.

Ил смерил меня оскорбленным взглядом.

— И ничего я здесь не собирался!

— Ну, здесь, может и не собирался, в лесок бы подальше зашли!

Если б я не появилось, так оно и было бы! Дурак остроухий! Слюни распустил, хоть бы подумал, что это за красотка в таком виде по лесу разгуливает! Бабник! Мне что теперь, чтоб он меня заметил, тоже в нижнем бельишке перед ним пройтись, в надежде, а вдруг оценит?

— Да нужна она мне очень! — продолжал он отстаивать свою уязвленную гордость.

— Расскажи кому еще! — завелась я. — Не нужна! А с чего ты чуть ли не носом ей в грудь уперся? Издали не рассмотрел?

— Да где ты у нее грудь видела? Там и смотреть не на что!

Ну это уж слишком! Смотреть ему там не на что! Не то что за лафию обиделась, за себя — у майлы-то фигура практически как у меня, а грудь даже чуть побольше. А ему, выходит — не на что? Ему, значит, такие нравятся, как та девка с рынка?

— Ой, простите, принц! — меня от злости едва ли не разорвало. — Я и забыла, что ваш любимый размер — два арбуза — как у этой вашей Мелисы!

В гневе даже имя той потаскухи вспомнила.

Оказывается не совсем правильно.

— Миласа, — с ухмылкой уточнил эльф. — Ее зовут Миласа. И роскошная грудь не единственное ее достоинство.

Достоинство? Он мне здесь достоинства портовых девок расписывать будет? Хам! Сволочь! Еще и улыбается так бесстыже, так самодовольно, что сил нет это больше терпеть.

— Милли ко всему прочему…

Милли? Это он ее так зовет? Ласково и нежно?

Все!

Даже не дослушав, что там ко всему прочему умеет пышногрудая Милли, подлетела к нему и сделала то, о чем мечтала, едва он появился в нашем доме: замахнулась со всей своей силой, намереваясь залепить по наглой смазливой физиономии…

Иоллар недоумевал. Ну лафия, так лафия, он-то тут при чем? Звал он ее что ли? И с чего Галла вдруг решила, что он собирался тащить эту нежить в кусты, когда он только ее и ждал, и лишь о ней одной все это время думал? Сдались ему эти русальчатые суккубы! Да еще и Милли за какими-то демонами приплела.

И тут его осенило: да она же ревнует! Его ревнует! Сразу даже не поверилось, но с другой стороны, с чего еще так неистово сверкать глазищами и сжимать кулачки. А если ревнует, значит…

— Ее зовут Миласа, — поправил он, наслаждаясь залившим ее щечки гневным румянцем. — И роскошная грудь не единственное ее достоинство.

О боги! До чего же дивное ощущение! Ни одна женщина не смотрела на него так как она сейчас. Столько злости, столько ярости, столько… Страсти?