Ирина Шевченко - Дочь Хранителя

— Это из-за моего отца, — выдавила я сквозь плач.

Ил терпеливо дождался, пока у меня пройдет очередная волна рыданий.

— Он маму очень любил… А она умерла, когда меня рожала. И он потом у-у-умер!

Вот дура. Сама знаю, что дура, а успокоиться не могу.

— И никто не знал от чего… А потом кто-то сказал: разделенное сердце… И Лайс сказал, что может от этого… А ты сказал, что если есть дело важное, то можно жить… А я значит не дело? Меня значит можно бросить и умирать?

Не знаю, что можно было понять из такого рассказа, но эльф как будто понял:

— Так это ты себя сейчас жалеешь или отца?

И очень хорошо понял.

Естественно себя — такая уж у меня натура. Все мне кажется, что меня бедную всю жизнь обделяют и вниманием и заботой. А отец вот даже жить ради меня не захотел, словно знал, какой я никчемной вырасту — и чего ради такой стараться!

— Глупая ты, — прошептал мне в ухо Иоллар. — От него ведь ничего не зависело. Я же тебе объяснил — это не специально делается — просто любовь сильная такая, что ничем ее не заменить. Может, он и не знал, что так выйдет, может, и думал, что будет жить теперь только ради тебя. Только знаешь, ничего бы из этого не получилось — он бы все равно был бы как бы мертвый, в душе. Трудно жить с половиной сердца. Невозможно. Так что ты не думай, что он тебя совсем не любил. Просто маму твою он любил сильнее.

И так просто он это объяснил, так искренне и так честно, что мне и правда стало намного легче. Настолько легче, что я вырвалась из непрошенных объятий, гордо шмыгнув носом.

— Хочешь, сейчас домой пойдем? — предложил эльф.

Ну вот, решил, что я совсем уж разнюнилась, еще совсем передумает с такой ревой заниматься — зачем слюнтяйке меч?

— Нет, — снова шмыгнула я. — Будем тренироваться. Я что зря тропинку сушила? Только… Давай к родничку свернем — мне умыться надо.

— И высморкаться, — усмехнулся Ил. — А то ты дважды пыталась вытереть нос об мою куртку.

— Можно подумать она от этого грязней бы стала!

— В отличие от твоей, моя хотя бы не рванная.

— Это пока. Вот сейчас выйдем на полянку!

…Все-таки хорошо, что он не уехал. Есть с кем по душам поговорить. Есть с кем попререкаться. Красотища!

Собрались в том же доме, за тем же столом.

Таинственный безликий маг долго молчал, и хоть глаза его, как и прежде скрывал мрак, каждый присутствующий ощутил на себе тяжелый взгляд.

— Ворон в Марони, — произнес он наконец. — Наверное, все уже в курсе.

Кто-то опустил голову, кто-то вздрогнул, кто-то вздохнул.

— Но он один.

— Пока один, — вставил нервный прыщавый юноша.

— Вообще один. Дистен не хочет лишнего шума. А значит, план остается прежним. Магистр Пельн, у вас все готово?

— Да, — сдержанно кивнул бородач.

— Тогда нам остается только дождаться благополучного расположения светил.

— Вы уверены, что сможете сделать все как нужно? — поинтересовался доселе молчавший темноволосый тэр с аккуратной бородкой и в дорогой шубе, весьма странно смотревшийся как в этом убежище, так и в этой компании.

— Абсолютно. И надеюсь, ни у кого больше не возникает подобных сомнений.

— Нам не помешала бы помощь, — нерешительно начал сидевший на противоположном конце стола толстяк. — Я говорю не о магах, но можно было бы…

— Помощниками я вас обеспечу.

— И…

— И руки вам марать не придется. Еще вопросы?

Повисшую над столом напряженную тишину разорвал уверенный голос, принадлежавший тому самому магистру, в котором не только одежда и внешность, но и манеры выдавали аристократа:

— Только один. Вы знаете, с кем имеете дело. А мы этого знания лишены.

— Иными словами, вы хотите знать кто я? Что ж, не вижу причин скрывать это и далее. Тем более, что со многие и без того со мной знакомы…

Он откинул на спину капюшон, и несколько удивленных возгласов слились в один.

— Неожиданно, не правда ли? — лишенный защитных чар голос звучал хрипло и сдавленно. — Зато теперь — никаких недомолвок…

— Никаких недомолвок, — повторил он, оставшись один. Откашлялся, избавляясь от чуждой хрипоты, и еще раз сказал, на этот раз своим настоящим голосом: — Никаких недомолвок… Идиоты!

Треснувшее зеркало отразило худое старческое лицо: узкие губы, высокий морщинистый лоб, на который спадали редкие седые пряди, и впалые щеки. А через секунду этот образ смазался и оплыл, приобретая совсем иные черты…

В первый с отъезда Эн-Ферро выходной предложила Иоллару в качестве прогулки проехаться со мной в Марони на рынок. Следовало закупить продуктов на длань вперед, к тому же я хотела зайти к портнихе и попросить немного перешить одно из моих мисканских платьев. Я хоть в последнее время и поправилась, но до прежних форм еще не дотягивала. А платье мне понадобится уже в следующий выходной — в Марони будут праздновать Чародейкину ночь, как я поняла — местный аналог земного Международного женского дня (и тоже в марте, правда тридцатого). Забавно получается — на Земле "день", а на Таре "ночь"! Здесь вообще все торжества отмечают ночью, видимо, из-за того, что на длани в отличие от обычной недели всего один выходной — вот и гуляют в ночь с четверика* на весел, чтоб осталось время отдохнуть и в себя прийти.