Артем Луниш - Близнецы

— Что, народишко, порядки нарушаем? — все тем же шутливым басом вопросил Нечаев, входя в круг. Он словно бы не видел общего замешательства, вызванного их появлением, отчужденного молчания стоявших кругом мужиков.

— Сергей Геннадьевич, просим, — робко и невпопад сунулся было какой-то усатый толстяк с гармошкой.

— Успеется, — отвечал Нечаев и, вместе с нервничающим Вовой, вышел в центр круга, — это, каторжники, Ольницкий Евгений Васильевич! — вокруг зашептались, некоторые поснимали шапки, но Вове послышались и смешки, — смотрите у меня, теперь не буяньте особо! Евгений Васильевич крут и европейского порядку, это вам не я — будете буянить, кликнет урядника и дело с концом.

Вокруг даже закланялись, но лиц не было видно, только дико светились белки глаз. И снова послышались Вове смешки.

— Ну, а теперь гуляй, рванина! — неожиданно закончил свою речь Нечаев и, залихватски выхватив у усача гармошку, заиграл что-то быстрое, удалое. Вокруг облегченно закрякали, забулькала водка — пили прямо из горла, обжигая губы ледяным стеклом, — кто-то пустился вприсядку. И все в кромешной зимней тьме.

Дверь кабака распахнулась, оттуда выглянул румяный толстый мужчина в донельзя измятом чиновничьем мундире нараспашку и накинутой поверх него грязной дубленке.

— Сергей пришел, что сразу слышно, — весело сказал он и, безошибочно выделив Вову из толпы, подошел к нему, — Евгений Васильич, здравствуйте! Мне Сергей говорил, что вы скоро будете. Очень рад, а я собственно, Прыжов Иван Гаврилыч, коллежский советник. Я, простите, так сам себя представил, но здесь образованных людей мало, и мы уж просто, без церемоний.

— Ничего, я тоже не слишком образован, — глупо и невпопад ответил нервничающий Вова, но Прыжов не обиделся.

— Отвыкли от России-матушки, — проницательно улыбнулся толстяк, — пойдемте внутрь.

Длинный зал с низким потолком и рядами грубых столов освещался масляной лампой, висевшей на закопченном крюке, да еще стояли кое-где оплывшие свечечки.

За одним из столов сидели Нечаев и бледный юноша с мелкими чертами чуть ассиметричного лица. Нечаев негромко говорил что-то и все время пытался положить ладонь на плечо собеседнику, а тот все сбрасывал ее нервным жестом и был, кажется, сердит и испуган.

— Пойдемте, — повлек Вову Прыжов, — не будем мешать, они сами к нам присоединятся.

Они сели в уголке под бледными связками сухого чеснока. При их приближении со стола с суетливым достоинством ретировался маленький черный таракан.

Сели, поглядели друг на друга: Прыжов доброжелательно, Вова довольно нервно.

— Это какое-то суеверие? — он кивнул на чеснок — От нечисти?

— Может быть, раньше. А сейчас — просто для гигиены.

Помолчали еще.

— Да-с, грязно на Руси, — сказал Прыжов и забарабанил бледными толстыми пальцами по столешнице.

Вова вяло кивнул. Ему было тоскливо, хотелось скорее сбежать отсюда — пусть хоть в свой флигелек — и ни капли интереса к экскурсии в русский кабак девятнадцатого века он не испытывал.

— Ничего, вычистим. Само время вычистит!

Ни о чем не спросив, половой — худой мужичонка с белым и глупым лицом — поставил перед ними бутыль, две кружки и миску квашеной капусты.

Прыжов оживился, разлил — вровень с краями, как заметил угрюмо покорившийся судьбе Вова — водку, быстро выпил и с аппетитом захрустел капустой.

— Что же вы не пьете? Пейте, очень вкусно.

Вова послушно, как тот мул, что всю жизнь служит человеку, чтобы хоть раз хорошенько его лягнуть, выпил. Резкий водочный привкус был неприятен, но закусывать он не стал.

— Скажите, а вы правда выросли в сумасшедшем доме?

Прыжов неискренне улыбнулся, — нет. А впрочем, да, наверное.

На улице фальшиво заливалась гармоника, слышались какие-то невнятные и угрожающие выкрики.

Прыжов одним глотком допил свою кружку, налил, причмокивая, вторую и поторопил Вову, — пейте, как-никак, на родину вернулись. Веселие руси есть питии… А впрочем, гнусная ложь. Спаивают, травят народ. В скотов превращают, князьки да святые-то.

Вова выпил. Происходящее стало забавлять его. «По-крайней мере, довольно познавательно» — подумал он.

— Вы атеист?

— Конечно, — удивился Прыжов, — а вы что, из богомольцев? Вот уж не ожидал.

— Я агностик, — глотнув еще, храбро отвечал Вова, — и по-моему, это единственная разумная позиция.

— Зато не слишком принципиальная, — злобно ответил Прыжов, но тут же поправился, — простите. Уже три дня не ем, не сплю, только пью без продыху.