Максим Далин - Запах разума

Видимо, из-за ароматической болтовни Гзицино, а пуще — из-за её тепла — я вспомнил запах Ришки с яркостью галлюцинации. Её духи, пахнущие чем-то смолистым и цитрусовым, её волосы, пахнущие шампунем и чуть-чуть — перьями воробышка, её чистую, солоновато пахнущую кожу…

Внезапно я обнаружил, что у меня текут слёзы, а Гзицино слизывает их, как щенок. Душа у меня болела нестерпимо, так, что не нашлось сил даже устыдиться, но моей инопланетной сестричке не нужны были ни мой стыд, ни жалкие попытки сыграть в крутость. Передо мной, как высоченная, до небес, бетонная стена, встало ужасное слово «НИКОГДА», а Гзицино, кажется, чуяла безнадёжный пыльный запах этого бетона.

И моя инопланетная сестрёнка сделала всё возможное, чтобы прогнать тоску. Женщины — совершенно особые существа, в каждой из них сидит мать, всё понимающая и сострадающая всем. Я здорово ощущал в Гзицино это материнское начало, её сострадание рассеивало, растапливало тоску — и, в конце концов, я заснул, обнимая инопланетянку и даже во сне чувствуя её запах или запах её мира…

А шар-то, оказывается, присылали за нами.

Лицин нас разбудили утром, притащили ту часть нашей одежды, которая за ночь очистилась совсем, пригласили завтракать, напоили горячим, по-моему, компотом с блинами — и пошли провожать на крышу.

Артик опечалился и обнимал Гзицино, как настоящую земную девушку — мне кажется, ему совсем не хотелось уезжать. Гзицино что-то объясняла-объясняла, и запахами, и так — но ни я, ни Артик так ничего и не поняли, кроме того, что не надо огорчаться.

Но Артик, кажется, огорчался всё равно.

Зато Цвик радовался — он летел с нами, и я по его виду догадался, что эти полёты на воздушных шарах для ребят типа Цвика тут — радость редкая. А ещё он предвкушал что-то. Ну, всегда же заметно, когда что-то предвкушают, ожидают — праздник или сюрприз какой-нибудь, в общем, какую-то приятную штуковину, которой надо немного подождать.

Серёга не выспался и хмурился. Витя был весь взведён и насторожен, но при этом, почему-то, рад. Как-то нервно рад.

Я его спросил: «Ты чего?» — а он усмехнулся недобро. И сказал тихо:

— Чего… ничего, салага. Вот мы сейчас всё и узнаем до ниточки. Мы же в город летим, не иначе. Всё, пацаны, деревенская малина кончилась. Теперь начнутся суровые будни, вот увидите.

Мне кажется, Витя думал, что вот сейчас-то нас и отвезут в некий местный аналог то ли КГБ, то ли НКВД, то ли ФСБ вообще. И его это хоть и тревожило, но странным образом радовало.

Потому что, если он окажется прав, выйдет, что всё кругом объяснимо. А если нет — то нет. А когда объяснимо — уютнее, даже если тебя везут в НКВД. И ему ужасно хотелось, чтобы всё, наконец, объяснилось.

Но Серёге туда не хотелось. И Артику не хотелось. И не хотелось им из-за разных вещей: Серёга нервничал, а Артику хотелось немного пожить тут, в лесу, с девочками-лицин, с которыми он подружился. Впрочем, лицин их не тянули, а убеждали — и в итоге, конечно, убедили, потому что главное у них там, откуда шар, и невозможно же всё время жить в деревне.

А мне было интересно. Я наблюдал, как насосом очень хитрой конструкции они наполняют шар воздухом, как поджигают горелку — и как шар постепенно поднимается над корзиной и начинает тянуть вверх. Как Гданг выпускает своих ос на разведку. И тут нам объяснили, что можно уже и садиться.

Вообще-то, мне было немного страшновато. Всё-таки шар-то — не самолёт, ни мотора у него нет, ничего, болтается по воле ветра. И корзина казалась совсем несерьёзной, просто сувенирной какой-то, чуть не из бересты, хоть по грибы с ней иди. Но никто больше не боялся, а Цвик — тот просто рвался из кожи, как ему лететь хотелось, и мне показалось неловко показывать, что психую.

Так что я сделал непроницаемую мину и сел в корзину вместе со всеми.

Гданг скомандовал что-то — и парни-лицин, которые оставались в лесу, разом отпустили тросы. Наверное, это называют «отдали концы».

Шар поплыл вверх, быстро и плавно, так быстро и так плавно, что удивительно. Как лифт. И скоро мы увидели с большой высоты мир лицин, над которым, не торопясь, всходило розовое солнце.

Если назвать этот мир одним словом, слово это будет — Лес. С большой буквы.

Лес под нами расстилался широко-широко, как какой-то зелёный океан. До горизонтов. И с первого взгляда никакого следа человеческого жилья — посёлков там, домов, полей — мы не заметили вообще. Лес, лес и лес. Неоднородный, на холмистой местности, то очень тёмный, то ярко-зелёный, то какой-то пёстрый, то поросшие лесом провалы и овраги, луга или болота, извилистые лесные речки с песчаными отмелями — но ничего привычно цивилизованного.