А наши заморённые тела примет этот лес и придумает, как их переварить. В конце концов, лес так велик, а мы — такое мизерное, не стоящее упоминания явление…
Дождь начал стихать, он уже не лил яростно, лупя нас каплями, как градинами, а мелко моросил. Небо, серое, мутное, лежало на верхушках деревьев, было ужасно холодно. Каждый порыв ветра пронизывал нас насквозь: наши комбинезоны, такие эффектные, будто специально сделанные для хроникальных съёмок, фотогеничные такие комбинезоны, совершенно не годились для лазанья сквозь колючий кустарник, беготни по воде и сна на голом песке. Мы были мокрые и грязные, как черти. Наша форма приобрела столько же оттенков, сколько использовали для знаменитого плаща Иуды на мозаике в Исаакиевском соборе: и зелёные, и бурые, и серые, и почти чёрные, и красные, и чёрт ещё знает какие — разница мне виделась только в том, что упомянутый плащ всё же издали казался белым.
Но одежда всё равно выглядела лучше, чем лица. Смотреть на Сергея мне было тяжело: его щека распухла, стала багровой и отливала синевой. Денис напоминал панду — бледная физиономия и иссиня-чёрные подглазья. Лицо Виктора в одночасье достигло последней степени худобы — без фаса, как сказал кто-то, лишь два профиля… Подозреваю, меня бы тоже не пригласили на фотосессию в гламурный журнал.
Через полчаса мы тяжело брели, почти не глядя по сторонам.
Дорогу пересёк птеродактиль ростом с голубя, летящий довольно низко. Чёрный, глянцевый, он блестел, как полированный — и его чернота отливала неожиданной розовостью на грудке. Мы остановились, чтобы проследить за его полётом, а больше — чтобы чуть отдохнуть.
— Интересно, — задумчиво спросил Денис, — а есть их можно?
Сергей хмуро буркнул:
— Поймай — попробуем.
— Очевидно, можно, — сказал я. — Вообще, мясо животных мне кажется более безопасной пищей, чем растения…
— Да уж, — кивнул Денис. — Ягод мне долго не захочется. А вообще… вот бы сварить из него суп… типа куриного… Знаете, мужики, есть вроде бы не очень и хочется, а бульона выпил бы.
Я кивнул. Я чувствовал то же самое: мне хотелось не есть, а выпить чего-нибудь горячего.
— Ша! — одёрнул Виктор. — Хорош о жратве трындеть. Ясно, что летучего — не поймаем. Надо что-то другое думать… И вот что ещё. Пацаны, вы заметили, какой тут лес странный?
Это показалось мне дьявольски смешным; я попытался сдержаться, но фыркнул — а Сергей загоготал в голос. Денис, улыбаясь, сказал:
— Витя, ты чего, только что заметил? Соколиный Глаз прямо!
У Виктора дёрнулась щека.
— Да заткнитесь вы, мудачьё! — сказал он с досадой. — Я же не про то! Ясен хрен, тут всё другое. Я вот о чём. Вот мы ведь по дороге идём, так?
— Ну? — Сергей поднял на него глаза, и я понял, что Виктор пытается высказать некую цельную и новую мысль.
— Мост перешли. Фонари там, ё-моё… соображаете?
И тут осенило Дениса.
— Витя, ты хочешь сказать — мусора нет? — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Да? Дорога ухоженная, не заросла, фонари горят — тут народ бывает, да? А мусора нет…
Виктор хлопнул его по спине.
— Верно мыслишь, салага. Мы сколько прошли? Километра полтора? И — ни одной бумажки, ни одной бутылки, ни одной пробки там… Чисто, как в больнице, ёпт… Что это значит?
— Тут давно никого не было, — предположил Денис.
— Либо мы не воспринимаем как мусор то, что является мусором для этой цивилизации, — сказал я. — Кукла-орех, которую выловил из воды Сергей — очевидно, их мусор. Или, по крайней мере, следы быта. А остальное просто не остановило наших взглядов… мы устали.
Виктор задумался.
— Да… — сказал он, помолчав. — Это мне как-то в голову не пришло, — и передёрнулся. — Дальше пойдём?
— Очкуешь уже? — спросил Сергей с кривой ухмылкой и закинул свою дубину на плечо: ни дать, ни взять — питекантроп. — Чё, ссыкотно посмотреть на хозяев, а?
Виктор мрачно промолчал. Денис чуть пожал плечами и сказал:
— А что, нам теперь всю жизнь от них в лесу прятаться?
— Да, — сказал я. — Надо всё выяснить, Витя.
— А ты ничего не предчувствуешь? — спросил Виктор с надеждой.
— Нет, — сказал я виновато. — Мне нездоровится.
Виктор подумал ещё немного.
— Ладно, — сказал он в конце концов. — Пошли. Не шоссе же это… мы не в город идём. В деревню, наверное.
И мы побрели вперёд. Мелкий дождь шелестел в чаще, и громко капало с веток. Крики птеродактилей, притихших во время ливня, снова стали слышнее и чаще. В глубине леса кто-то издал странный звук, гнусаво протрубил в сиплую трубу — и ломанулся от нас через хрустящий кустарник; мы не увидели это существо, но услышали отчётливо.
Читать дальше