Олег Якубов - Михайлов или Михась?

Поздней осенью 1997 года Леонид Орлов по делам приехал в Женеву. Его приезд совпал с очередным заседанием Обвинительной палаты. Нет-нет, никакого «рояля в кустах». Леонид Орлов поинтересовался у адвоката Пограмкова, дан ли в Швейцарии ход его заявлению, и, когда узнал, что аффидевит даже не приобщен к делу, решил приурочить, благо у него была возможность выбирать время приезда, свою поездку в Женеву к заседанию Обвинительной палаты.

Я познакомился с Орловым в Женеве, приехав на то же самое заседание. Мы жили в одной гостинице «Долев», и этот факт прокурор впоследствии назвал «криминальным». Название этой маленькой, трехзвездочной, но очень уютной гостинички, которую и я и Орлов выбрали из соображений прежде всего экономических, впоследствии обошло страницы многих газет. Так что хозяин «Долева», надеюсь, в накладе не остался: такая реклама дорого стоит. Ну кто бы и когда узнал, что существует в Женеве, недалеко от железнодорожного вокзала, ничем не приметная гостиница, о которой год спустя заговорит с газетных страниц практически весь мир.

Итак, мы познакомились с Орловым в гостинице, и я, признаюсь, напряженно вглядывался в его лицо, пытаясь понять, действительно ли у него оба глаза — свои, не является ли один из них искусственным. Видно, любопытство мне скрыть не удалось, Леонид как-то невесело усмехнулся и заверил:

— Да свои у меня глаза, свои, хочешь, я и тебе справку покажу.

— Покажи, — оживился я. — Для газетного репортажа это то, что надо.

Леонид порылся в кожаной папке, достал лист стандартной бумаги, на котором сверху был гриф Института микрохирургии глаза имени Гельмгольца. Я внимательно прочел содержание, извещавшее о бинокулярном зрении «обратившегося Л. Орлова».

— Слушай, Леня, а, кстати сказать, какой тебе выбили глаз? — спросил я его.

— Во-первых, не выбили, а выкололи, а во-вторых, в каком смысле какой? — переспросил он.

— Ну, в том смысле, что левый или правый?

— А черт его знает, — рассмеялся Леонид. — В газетах об этой подробности не упоминается. Выкололи и выкололи, без всяких деталей. Кстати, хорошо, что об этом упомянул, надо будет завтра сказать в суде, что я даже не знаю, какой именно глаз мне выкололи.

— Если тебя кто-то захочет слушать…

К тому времени благодаря настойчивости адвокатов заседания Обвинительной палаты проводились при открытых дверях, журналисты и просто любопытствующая публика получили доступ в зал заседаний. Без всяких препятствий прошел туда и Леонид Орлов. Он сел на первой скамье для посетителей, так, что не увидеть его было невозможно. Именно на этом самом заседании прокурор Жан Луи Кроше значительную часть своей речи посвятил показаниям специального агента ФБР Роберта Левинсона и, как пример невиданной жестокости, сообщил судьям про эпизод, связанный с москвичом Леонидом Орловым. В голосе прокурора, когда он рассказывал о выколотом глазе, звучали праведный гнев, вполне соответствующее моменту гражданское возмущение. Всяк, кто слышал в этот момент прокурора, должен был понять, что Сергей Михайлов — исчадие ада.

Зная, что процедура заседания Обвинительной палаты не предусматривает допросов свидетелей, адвокаты во время своих выступлений ни словом не обмолвились о присутствии в зале Леонида Орлова, хотя за несколько минут до начала Орлов сам подошел к адвокатам и представился им. Но Сергей молчать не стал. Когда ему предоставили слово, он, обращаясь к судьям, заявил:

— Почти на всех заседаниях Обвинительной палаты я пытаюсь обратить ваше внимание на то, что следствие игнорирует все мои просьбы и не заслушивает показания тех свидетелей, которых я прошу допросить. Сегодня в этом зале сидит господин Орлов, о котором только что так много говорил господин прокурор. Господин Орлов, я прошу вас, встаньте, я хочу, чтобы все присутствующие в этом зале посмотрели на вас и увидели, что у вас нет никаких физи-ческих изъянов.

Со своего места поднялся Леонид Орлов, но тотчас раздался гневный, срывающийся на крик голос председателя палаты Мишеля Крибле:

— Господин Михайлов, нас это не интересует.

И тут же господин Крибле буквально вскочил со своего председательского кресла и исчез в боковой двери. Следом за ним направились в совещательную комнату и другие двое судей Обвинительной палаты. Стоит ли говорить, что через несколько минут состав суда вернулся в зал, чтобы огласить стандартное для дела Михайлова решение: содержание под стражей продлевается на три месяца, так как у защиты не появилось никаких новых аргументов, в то время как следствие располагает вновь выявленными фактами.