Олег Якубов - Михайлов или Михась?

Хотя досье господина Михайлова, как я уже сказал, засекречено, для меня совершенно очевидно: дело инспирировано не по криминальным, а исключительно по политическим мотивам. Мир хорошо помнит те времена, когда Советский Союз опустил «железный занавес» перед странами Запада. Сегодня мы наблюдаем обратное явление, когда Запад сам опустил «железный занавес» перед Россией. Да, наступление Востока на Запад оказалось шокирующим. Европа и Америка попросту испугались стремительного вторжения российских бизнесменов, их денег, их не привычного для нас подхода к делу. Арестовав господина Михайлова, Запад хочет дать примерный урок или, иными словами, отпугнуть российских предпринимателей. Но ничего общего с криминалом это не имеет, и я считаю, что права господина Михайлова как личности нарушаются самым грубым образом. Засекретив досье, следствие лишает его священного права на защиту или, вернее, существенно ограничивает это право. Главным достижением демократии я считаю право любого человека на молчание и его право на свободу высказываний. Но следователь Зекшен всякий раз подчеркивает, что молчание Михайлова он истолковывает как стремление скрыть от следствия правду. Следователь не имеет права делать такие антидемократические выводы. Если к этому добавить, что условия содержания господина Михайлова под стражей также отличаются особой и к тому же неоправданной суровостью, я полагаю, у меня достаточно оснований обратиться в Европейский суд по защите прав личности в Страсбурге.

Надо сказать, что батонье Манье был все же достаточно откровенен со мной. И Паскаль Маурер, и Алек Реймон, и Сильвен Дрейфус предпочитали с журналистами не общаться, а уж если это общение становилось неизбежным, то отделывались общими фразами, ссылаясь все на то же самое пресловутое засекреченное досье. Чуть более словоохотливым был Ральф Изенеггер, но выражение вечной озабоченности не сходило с его лица. Ральф беспрестанно куда-то торопился, опаздывал, к тому же он действительно чаще других приезжал к Михайлову в тюрьму, и эти поездки были для него прекрасным поводом, чтобы отказаться от пространных интервью. Справедливости ради надо сказать, что, когда у меня во время поездок в Женеву хватало терпения дождаться Ральфа, он все же отвечал на мои вопросы. Накануне каждого очередного заседания Обвинительной палаты Ральф Изенеггер, уступая моим настойчивым просьбам, делал осторожные прогнозы, оценивая шансы на удовлетворительное решение палаты. Помню, пару раз он даже позволял себе заявления типа: ну сегодня мы близки к успеху и я почти не сомневаюсь, что из зала суда мы уйдем вместе с Сергеем. И дело было вовсе не в неопытности или в излишней оптимистичности молодого адвоката. Вовсе нет. С точки зрения закона, юриспруденции Ральф совершенно верно оценивал ситуацию. Но в расчет следовало взять прежде всего то обстоятельство, что судью Крибле меньше всего интересовали доводы защиты. Твердо решив, что Михайлова он не выпустит на свободу ни под каким видом, Крибле позволял себе порой просто не слушать адвокатов. Однажды на заседании Обвинительной палаты произошел даже такой инцидент, возмутивший не только адвокатов, но и всех, кто присутствовал в зале. С очередной гневной речью выступал Ксавье Манье. Он убедительно, приводя неопровержимые доводы, говорил о нарушении прав личности своего подзащитного. И вот в самый кульминационный момент речи адвоката судья Мишель Крибле вдруг рассмеялся во весь голос.

— Что вас так развеселило в моих словах? — озадаченно поинтересовался адвокат, прервав свою обличительную речь.

— О, господин адвокат, не принимайте мой смех на свой счет, — елейным тоном произнес судья. — Просто я сейчас читаю очень веселую книгу.

— Скажите мне название этой книги. Я приобрету ее, и мы посмеемся вместе, — сказал не обиженный, а скорее возмущенный Ксавье Манье, покраснев от едва сдерживаемого гнева.

Стоит ли говорить о том, что все попытки адвокатов освободить Сергея Михайлова под залог либо вообще доказать полное отсутствие оснований для продолжения следствия были обречены на провал. Разумеется, адвокаты понимали, что тенденция на обвинительное заключение совершенно очевидна и суда вряд ли удастся избежать. А потому они продолжали заниматься сбором необходимых документов — это единственное, что в создавшейся ситуации могли делать защитники. И координировал всю эту деятельность московский адвокат Сергей Пограмков.