Вячеслав Вигриян - Гражданин Империи

Степан пулей метнулся к срубу колодца, который он заприметил еще при входе в дом, принес оттуда ведро кристально-чистой воды и, найдя первую попавшуюся тряпку, принялся осторожно промывать спину своей новой знакомой. Та слегка пошевелилась, но глаз так и не открыла. Управившись, Степан прикрыл тело девушки простыней, а затем, стараясь не шуметь, наносил воды в большой медный таз, разделся и медленно опустил в него свой зад. Невероятное, ни с чем не сравнимое блаженство!!! Он так и сидел бы в нем вечность, ощущая, как боль толчками покидает измученное тело, но, как назло, глаза девушки распахнулись и в них вновь запрыгали озорные бесенята. Смеялась она так заразительно, что Степан сам не выдержал и тоже захохотал.

– Ой, я не могу! Ой, ты только посмотри на себя!

Да, зрелище было еще то. Даже боль на время отпустила. Все еще посмеиваясь, девушка вскочила с дивана, небрежно смахнула простыню и, ничуть не смущаясь своей наготы, засуетилась у печи, раздувая угли да ставя на разогрев какую-то снедь в закопченном котелке.

– И ни стыда у тебя нет, ни совести,– констатировал Степан и заставил себя оторвать взгляд от ее небольшой упругой груди с темными кругляшками сосков.

– И не говори! – притворно вздохнула Нюра.– Кашу пшенную будешь?

– Буду,– он выбрался из таза и натянул спасительные штаны. После всех треволнений и вправду захотелось есть.– А родители твои где?

– Сватать меня никак собрался? – ушла от ответа Нюра.

– Мала ты еще для сватания. Просто хотел присоветовать им пороть тебя почаще, чтобы ума-разума набралась. Государыня-розга для некоторых несносных дев наилучший учитель.

– Ой, да ладно тебе, мне уже пятнадцать.

Поставив на стол пару глубоких тарелок да миску с малосольными огурцами, Нюра сжалилась наконец над ошалевшим Степаном и натянула-таки на себя короткий бежевый топик. Чтож, и на том спасибо.

– Ах, ну да, ты же «выкидыш»! То-то я смотрю – такой дикий.

– И что? – не понял Степан?

– А то, что я, можно сказать, уже в старых девах засиделась. В нашем мире замуж выходят начиная с четырнадцати лет.

– Ничего себе!

– А чему тут удивляться? Не успеешь замуж выйти да ребенка родить, как глядишь, а мужа твоего уже в армию забрали. Хорошо если вернется. А если нет?

Вот теперь Степану стало ясно каким образом Советская Империя Рейха умудрилась выстоять на ногах, окруженная со всех сторон многочисленными враждебными племенами. И дело здесь было не только в технократическом преимуществе Империи перед полудикими сиртями. Просто в этом климате девушки созревали рано, рано выходили замуж и рожали детей, тем самым нормализуя демографическую обстановку, давая фронту все новых и новых солдат.

Как бы то ни было, а в голове все равно не укладывалось, что пятнадцатилетняя девчонка может быть полноценной женщиной. Чугунная была голова у Степана. Напичканная разнообразными морально-этическими нормами далекого, когда-то родного, но с каждым днем все более и более чуждого мира.

Горячая каша рассыпана по тарелкам. Появился на столе и хлеб: длинный калач с прожаристой хрустящей коркой. Они ломали его руками, обжигались пахнущей дымком пшенной кашей и молчали. Девушка временами чему-то улыбалась. Красиво улыбалась, светло. Она очень приглянулась Степану. С самого начала, еще у яблони. Он уже поневоле сравнивал ее с Катрин – и это пугало. По-настоящему.

– О чем задумался? – Нюра посмотрела на Степана так внимательно, словно надеялась заглянуть в самые потаенные уголки его души.

– Да так. Думаю, вот каким образом выстоять вечером перед строем. Мне сержанта должны дать.

– Понятно,– глаза ее внезапно погрустнели, остыли. Холодным северным ветром повеяло из них.– Группу поведешь значит на сиртей?

– Не сразу, но поведу,– не стал отнекиваться Степан.

– Не ходи! – Нюра бросила свою пшенную кашу, вскочила и быстро-быстро зашептала ему на ухо.– Не ходи. Убьют тебя там. Не ходи, ну пожалуйста, не ходи!!!

– Да что случилось то?

– Не ходи! Не ходи! Не ходи! – она уже почти кричала. Девушку начало колотить, слезы дождем закапали из широко распахнутых глаз.

– Успокойся, глупая!– он посадил ее к себе на колени и обнял.– Да я сам кого хочешь убью. Посмотри, какие у меня большие руки!

– Не ходи! Не ходи! – Нюра плакала, льнула к груди Степана и тихо поскуливала, словно щенок, которого больно ударили палкой. Он баюкал ее, шептал какие-то глупые, банальные слова…

Наконец малышка уснула. Степан уложил ее на диван, укутал байковым одеялом и тихо, на цыпочках, вышел в сени.