Максим Дымов - Приговорённая

– Кошмар…

– Да, эти отмороженные, банды мародёров. Прут всё, что можно. Жуть какие жадные до денег, за юань убьют.

– Так они и перебьют тут друг друга.

Раздались автоматные очереди, и большинство дерущихся замертво упали.

– Давай, поехали отсюда, нам тут уже ничего не светит. Свет только пока не зажигай. Всё, едем, едем… – поторопил Край.

На забетонированной баскетбольной площадке одного из дворов, принадлежащих к Центральному Северному пути, остановились Кира и Край после ночных поездок.

Край ушёл сразу же, когда ещё не встало солнце, а Кира, установив на штатив солнечную панель, от которой тянулся провод к машине, занялась разведением костра.

Это место раньше было самым обычным двором, пара-тройка пятиэтажек и панельная девятиэтажка в центре. Вся растительность была вырублена и выжжена, так что укрытий никаких не было. Сами здания относительно хорошо сохранились, как снаружи, так и внутри. Все стены были исписаны, причём все надписи были нанесены уже в новой эре. Где-то растянулись огромные картины, настоящее произведение искусства: где-то надписи в стиле граффити, преимущественно во мрачных тонах; где-то мелкие рисунки; а где-то и вовсе простые надписи печатными буквами, что-то вроде: «Я первый раз увидел небо».

Всё это на фоне бледного рассвета, разбавляющего ночь, словно молоко, наливаемое в кофе, плавно озаряющего туманное утро, выглядело блёкло и скучно.

Погревшись у костра, разведённого рядом с машиной, девушка повернула солнечную панель к лучам взошедшего светила и забралась в машину. Заперев двери, она устроилась сзади на коробе, подложив под голову свёрнутую куртку и положив автомат рядом. Отстегнув мешавший привод, она убрала его под сиденье, проворчав вслух: «Таскать ещё всё это на себе, и во сне покоя нет».

Её разбудили лучи солнца, полосами падающие на лицо сквозь плотные решётки на окнах.

Завязав волосы в хвост, закрепив привод, колчан со стрелами, ножны с мечом и повесив на плечо автомат, девушка вышла из машины. Судя по солнцу, она проспала не более полутора часов.

Повернув панель так, чтобы на неё попадало максимальное количество солнечного света, и подбросив в костёр пару деревянных стульев и обломков фанеры, она двинулась осматривать двор.

Её внимание привлекали граффити, почти у каждого она стояла по паре минут, разглядывая каждый штрих. Но одна картина привлекла её больше остальных, именно картина. На ней был изображён пастух, играющий на дудочке; большое стадо овец, пасущихся на зелёных склонах; высокие горы со снежными шапками и потрясающий закат. Снизу была простая надпись: «Алтай – райский край». Кира словно погрузилась в атмосферу картины, она будто услышала музыку пастуха, будто вдохнула чистый горный воздух, будто прошлась босиком по прохладной мягкой траве. Всё прервала группа туристов, прошедшая через двор и фотографирующая всё подряд.

Кира проверила баллончики из-под краски, лежащие у картины, красный был наполовину полон. Размашистой прописью девушка написала на машине – «Алтай».

Она заходила в каждый подъезд, заглядывала в каждую квартиру, но ничего кардинально нового и необычного она не находила. Да, обстановка в этих квартирах неплохо сохранилась, осталось даже немало предметов быта, от плазменных телевизоров до школьных тетрадей, но ничего того, чего приговорённая к жизни на руинах не видела за все эти дни. Благодаря сохранившимся в большинстве квартир пластиковым окнам, к тому же закрытым, не было большой сырости, и всё это убранство не рассыпалось в труху. Здесь даже не было ощущения покинутости этого места, ведь здесь постоянно кто-то есть, то военные, то обходчики, то туристы или сталкеры. Но это маршрут и здесь люди стараются ничего не разорять и не портить, дабы остальные могли посмотреть и проникнуться.

Кира не раз видела из окон, как по двору проходили солдаты или экскурсии. И те, и другие поглядывали на автомобиль у которого горел костёр, а туристы даже фотографировали (наверняка подправят дома в фотошопе, добавив мрачности, и повесят на внутренней стенке своей спальной капсулы).

Через несколько часов девушка вернулась к машине, волоча за собой связку досок. Повернув панель, она перекусила у костра, представляя лицо Савелия, как она убьёт его. Она придумывала разные способы: застрелить из укрытия; подорвать гранатой; выждать, когда он будет один, и, внезапно напав, отсечь голову мечом; или сжечь напалмом, который ещё раздобыть надо. Все эти убийства она красочно представляла, как в захватывающем боевике. Она получала удовольствие, представляя, как гаснет жизнь в его глазах. Маниакальная жажда мести, объявшая молодую девушку, наращивала обороты. И вот ей уже хотелось ощутить тёплую кровь на своих руках, его кровь, почувствовать её запах и даже ощутить её вкус на губах. Безумство этих мыслей вдруг стало страшным, образ его изувеченного тела стал пугающим. Вдруг послышались шаги, кто-то быстро приближался.