Александр Михайловский - Призрак Великой Смуты

Внимательный глаз Губкина заметил наконец, что на карте имеются обозначения некоторых новых, до того не известных ему населенных пунктов и дорог. Окончательно добило его указание года выпуска этой карты.

– Две тысячи десятый год, – воскликнул Иван Михайлович. – Это мистификация или… – он изумленно посмотрел на меня, и уже тихо произнес: – Тогда мне все понятно! Как же я сразу не догадался?! Александр Васильевич, так вы пришли к нам из будущего?

– Да, Иван Михайлович, из самого что ни на есть будущего, – просто ответил ему я. – Все обозначенные на этой карте месторождения открыты – в том числе и с вашей помощью, – исправно дают нефть, причем в таком количестве, что весь нефтеносный район Поволжья называют «Вторым Баку». Но сие не означает, что с помощью этой карты можно в два счета набурить скважин и начать качать нефть. Без активной геологоразведки не обойтись, просто место для поисков будет значительно сужено. Так что, Иван Михайлович, готовьтесь возглавить экспедицию, которая и откроет все эти нефтяные месторождения. Советское правительство готово выделить вам все необходимое: буровое оборудование, средства и специалистов. Ведь без людей железо так и останется железом. Вы же сами не раз говорили: «Недра не подведут, если не подведут люди».

С нашей картой и с вашими просто феноменальными способностями видеть то, что скрывается в земных недрах, мы обеспечим Россию нефтью на долгие годы.

– Александр Васильевич, – голос Губкина дрожал от волнения, – я готов хоть сейчас приступить к делу. Немедленно, сегодня же, я начну составлять список всего необходимого, подбирать толковых людей и обдумаю план предстоящих работ.

– Ну вот и отлично, – я посмотрел на Шухова, который, став невольным свидетелем моей беседы с Губкиным, все никак не мог придти в себя от удивления, и смотрел на меня, словно я был выходцем с того света.

– Владимир Григорьевич, а вас я хочу попросить, чтобы вы с Иваном Михайловичем проработали возможность строительства трубопровода из мест добычи нефти Поволжья, по которому она должна будет поступать в нефтехранилища, расположенные в крупных волжских городах, а также туда, где стоят существующие и будут построены новые нефтеперерабатывающие заводы. Думаю, что работы у вас будет предостаточно, но, насколько мне известно, этим вас не напугаешь.

Итак, давайте посидим немного за этой картой и попробуем набросать хотя бы предварительный план решения первоочередных задач…

12 мая 1918 года. Вечер. Петроград. Сергиевская улица, дом 83, квартира Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус.

В этот тихий майский воскресный вечер на квартире у Мережковского и Гиппиус опять собралась компания, которую частью в шутку, частью всерьез называли поэтической государственной думой. Сегодня, кроме самих супругов, там были: Дмитрий Философов, Владимир Злобин, Анна Ахматова, Александр Блок и Федор Сологуб. Всех присутствующих объединяло то, что они действительно являлись поэтами и литераторами первой величины, и то, что все они восторженно приняли Февральскую революцию и резко отрицательно Октябрьскую, причем в обоих ее видах – как ту, что была в нашей истории, так и ту, которая произошла с помощью пришельцев из будущего.

Впрочем, если кого и можно было назвать человеком, чуждым всей этой компании – так это Анну Ахматову. Настроения у нее были все же несколько иные, чем у задававших здесь тон Мережковского и Гиппиус. Но у кого искать поддержки интеллигентной женщине, если ее муж предал все их личные идеалы и пошел на службу к большевикам. Добил Анну Сергеевну младший брат Виктор, который, будучи офицером на Черноморском флоте, продолжил службу и после того, как контроль над ним установили питерские большевики под руководством небезызвестного товарища Османова.

Взгляды в этой среде были преимущественно проэсеровские. Сперва героем-властителем политических дум этой поэтической компании был объявлен Александр Керенский (

Примечание авторов:Вот что писала в своих мемуарах Зинаида Гиппиус по поводу Керенского:

Психология Керенского и всех прочих была грубее, почти на грани физиологии. Грубее и проще. Как для мышей все делится на них, мышей, и на кошек, так для этих «революционеров» одно деление: на них, левых и – на правых. Все Керенские знали (и это уж в кровь вошло), что они «левые», а враг один – «правые». Революция произошла, хотя они ее и не делали, «левые» восторжествовали. Но как мыши в подвале, где кошки уже нет, продолжают ее бояться, продолжали именно «правых» – только их, – бояться левые. Только одну эту опасность они и видели. Между тем, ее-то как раз и не было в 1917-ом году. Не было фактически! Большевиков они не боялись, – ведь это были тоже – «левые». Не верили, что «марксисты» устоят у власти, и в чем-то старались им подражать, не замечая, что большевики давно у них уже взяли их лозунги для победы и гораздо умнее с ними обращались. И «земля народу», и Учредительное собрание, и всеобщий мир, и республика, и всякие свободы…