Андрей Васильев - Файролл. Снисхождение. Том 2

Ох, «спортивники» потом на меня злы были! Даже побить хотели, но – не поймали. Я в моменты серьезной опасности знаете, каким ловким и быстрым становлюсь!

С «Бентли» тоже не сложилось. Нас встретил славный микроавтобус, очень комфортный внутри. Мы с Танюшей это восприняли даже где-то с радостью, а вот Зимин и Вежлева нахмурились. Как видно, рассчитывали на что-то более статусное.

– Безобразие, – ворчал Валяев, усаживаясь в кресло. – Докатились!

– А чем он недоволен? – шепотом спросила Танюша, усаживаясь рядом со мной на заднем ряду. – Удобно же. И все поместились.

Она старалась держаться рядом со мной, видимо, насмотревшись на наших спутников во время полетов и наслушавшись их малопонятных для постороннего человека разговоров. Я, судя по всему, вызывал у нее наибольшее доверие из всей нашей дружной компании. Впрочем, разрешения сесть рядом со мной она все-таки у Вежлевой спросила.

– Кто его знает? – пожал плечами я. – Может, его в микроавтобусах укачивает?

– Да? – Танюша посмотрела на потного краснолицего Валяева, которого несомненно начинало мучать похмелье. – Какая неприятность. А у меня таблетки с собой есть от укачивания, может, предложить?

– Погоди пока, – посоветовал ей я. – Успеется.

Микроавтобус тронулся с места, и я уставился в окно.

Мне нравился этот город. Не так, как Стокгольм или Мадрид, но нравился. Строгая архитектура, узкие улочки Старого Города, обилие мест, где можно вкусно поесть, опять же – зоопарк тут хороший, даже с фуникулером.

– А куда мы едем? – подергала меня за рукав Танюша. – Просто Марина Александровна ничего по этому поводу мне не сказала, хотя я у нее спрашивала. В отель едем или еще куда-то?

– Да и сам не знаю, – повернулся к девушке я. – Но ты не сомневайся, на улице спать не будем, это уж точно. Хочешь к окошку сесть?

Бедняжке явно было маятно, было заметно, что она уже сожалела, что вообще пустилась в это путешествие. Пусть отвлечется немного.

– Да нет, не надо, – Танюша грустно вздохнула. – Вдруг я Марине Александровне понадоблюсь, чего туда-сюда скакать?

Собственно, так и вышло.

Валяев, грустно провожавший глазами многочисленные вывески ресторанчиков, пивниц и пабов, вдруг что-то рявкнул на незнакомом мне языке.

– Это по-чешски, – верно истолковала мой взгляд, брошенный на него, Танюша. – Он сказал, что не худо было бы припасть к истокам местной культуры.

– Проще говоря – похмелиться, – хмыкнул я.

Водитель невозмутимо что-то ответил, после чего Валяев совсем уж помрачнел.

– Говорит, что остановки в пути не предусмотрены, – немедленно перевела Танюша. – Кстати, водитель не чех, явный немецкий акцент есть.

– Танюша, садись рядом со мной, – вроде как предложила Вежлева, но при этом в ее тоне ясно был слышен приказ. – Что ты там все с Никифоровым трешься? Он не лучшая компания для такой девушки, как ты. Он тебя плохому научит.

– Да-да, – переводчица немного жалобно посмотрела на меня и перебралась к Марине.

Наверное, надо было бы уточнить, чему именно плохому я могу научить это безобидное создание, но я не стал. Надоели мне уже словесные пикировки за сегодня. К тому же, еще неизвестно, что нас всех ждет в ближайшем будущем, не исключено, что придется действовать сообща, так что потенциальные конфликты лучше оставить до возвращения домой.

А еще в этот момент я ощутил дикую тоску по своему родному городу. Как правило, со мной в командировках такого не случалось, потому что разъезды часть моей профессии. Незнакомые города, гостиницы, мотели, столовые – это моя нормальная и привычная среда, чего грустить? Но там я был при деле, точно знал, куда еду и зачем. Даже в таких местах, где можно было головы лишиться, подобного не случалось, причем все по той же причине – это была моя работа. Не самая лучшая, не самая чистая, но работа.

Здесь же все было по-другому. Нет цели, нет права на выбор маршрута. Ничего нет. Даже понимания того, куда меня везут – и то нет. Зато есть чужой город, находящейся в чужой стране.

Да еще Танюша эта, которую теперь со счетов не спишешь. Русские на войне своих не бросают – это закон. Случись чего, она же мне до конца дней сниться будет. Я не лучший из людей, дерьма во мне по горлышко налито, но детей сроду не обижал и в обиду не давал.

Обуреваемый этими мыслями, я то и дело издавал печальные вздохи, что заметил Зимин.

– Чего запечалился, Киф? – бодро поинтересовался он.

– А чего веселиться? – вопросом на вопрос ответил я. – Я здесь, а дома дела стоят. Опять же – куда едем, зачем едем…