Олег Фомин - Руины Арха

Утилитку мы обогнали, кладем деда на ее путь ногами к ней. Старик приподнимает голову рассмотреть приближающееся создание, в глазах блестят слезы.

– Сынок, возьми.

Опускает мне на ладони пистолет-пулемет.

– Здесь еще полмагазина. И обувку возьми, твоя износилась, а у меня крепкая…

Стащил с ног обувь, пулемет на моих ладонях похоронили ботинки с высокими голенищами. Я бы возразил, но не до того, в глазах тоже слезы. Утилитка похожа на солнце, что выползает на рассвете из-за горизонта, а я так мечтал увидеть солнце. Божественное создание! Может, это и есть Арх?

Дед улегся как фараон, величественно и умиротворенно, лицо светится счастьем.

– Я к вам, родные мои…

Псевдоподии коснулись его пяток.

Такое существо не может нести зло, оно суть совершенство, так и хочется прикоснуться, пожать лапу, и оно тоже хочет, щуп уже тянется ко мне, разделяясь на тонкие изящные пальцы радужного меда. Здравствуй, друг…

Меня отдернули за шиворот.

Брыкаюсь, будто разлучают с матерью, которую давно не видел. Выронил сапоги, а пулемет чуть не пустил против разлучника, но тот ловок и силен, не дает вырваться.

– Опять двадцать пять! – ворчит Борис. – И чему я только учил, никакого самообладания…

Не сразу дошло, что лицо горит от пощечин, глотаю слезы, колени на полу, руки Бориса все еще держат.

– Эх ты, чудо… Кнута не боишься, а вот на пряник до сих пор иммунитета ноль.

– Домой хочу!..

– Мы дома.

– Нет…

– Наш дом – Руины. Какой-никакой, а дом. Другого нет. Дал нам жизнь. Дал охотничьи угодья. И если не хочешь стать добычей своих же грез, возьми себя в руки.

Знаю, он прав, это чары утилитки, но взять себя в руки прямо сейчас не могу. Агония выворачивает душу наизнанку.

– Ну все-все, тш-ш-ш…

Не пойму, сколько длилось. Может, даже задремал минут на десять. Но к моменту, когда вернулась способность мыслить, утилитка уползла далеко.

День только начался, а я уже как выжатый лимон.

Борис развел костер, вскипятил чаю. Хотя это не чай, сбор каких-то тонизирующих трав, но не важно. Борис дал хлебнуть чего-то явно спиртного, грудь словно выжгло изнутри, но затем наполнила теплая легкость.

Борис, как папаша, надел на меня обувь деда, пришлась в самый раз, а теперь сидит у костра, заливает в дуло пистолета-пулемета масло из бутылочки, рядом лежит шомпол.

Сижу, колени к подбородку, кружка с отваром в ладонях, сквозь шелковые лоскутки пара над напитком смотрю в пламя костра.

– У тебя часом нет кубика Рубика? – спросил я в трансе.

Борис ответил не сразу.

– По-моему, нет. А что?

– Жаль. А я умею собирать. Все шесть сторон. Отец научил. Сейчас бы собрал. А то, боюсь, без практики забуду алгоритм…

– Встретим торговцев, спросим. Только напомни.

– Хорошо.

Я опустил подбородок на колени, а взгляд – на носки ботинок. Теперь моих.

– Она его забрала, да?

– Да, – ответил Борис, проверяя обойму.

– Счастливый…

– Он, может, и на седьмом небе, но до того, как туда попасть, вообще-то прожил жизнь в Руинах. Заслужил человек отдых на старости лет. А ты сперва поживи. В чье-нибудь брюхо всегда успеешь.

Костер горел еще около получаса. Борис возился со мной как усатый нянь, был готов не сдвигаться с места хоть весь день, но я выбрал поход. В лагере зациклюсь на мрачных мыслях, а в пути обязательно будет что-то случаться, станет не до того. Борис выбор одобрил, и мы отправились.

И впрямь попадалось интересное, отвлекало от темных мыслей, но не такое опасное, чтобы темные мысли сменялись более темными. Например, плитожука скрутили яростки, но не могли проломить панцирь, тот поджал лапы, притворился камнем. Или в большом зале проходили по карнизу, а далеко внизу выл пылевой смерчик, рожденный сквозняками. В каком-то туннеле увидели реку кишащих цепезмей, мигрировали куда-то. И много чего по мелочам.

Настроение выправилось. А вот Борис почему-то загрустил, хотя с первого взгляда не скажешь. Улыбается, на вопросы отвечает бодро, рассказывает, но думает словно о другом…

– Помнишь первый день в Руинах? – спросил Борис. – Наткнулись на девчонку в медицинском халате. На нее позарился мерза. А между ней и нами была стеклотина. Ты взял дробовик, пальнул в гада, и стеклотина закрылась. Чем кончилось, так и не узнали.

– Помню, – сказал я.

Хм… С чего он вдруг вспомнил?

– Ты поступил правильно, – сказал он, опять же будто не здесь. Я уловил нотку… сожаления.

– Спасибо, – сказал я осторожно.

– Мы не знаем, принесли наши поступки пользу или нет, но мы хоть попытались.