Олег Фомин - Руины Арха

– А чем драться-то?

– С чем мать родила, – прохрипел клювастый гоблин. – В этом бою оружие не полагается.

Другой каннибал, худой, но высокий, с медными челюстями, подтолкнул меня копьем к решетке, толпа ревет от нетерпения. Меня колотит изнутри, чувствую себя в тисках, на ногах держусь лишь потому, что эти самые тиски не дают упасть.

– Жрица!

– Приветствуйте Клыкопатру!

– Слава жрице!

Культисты на трибунах развернулись, головы запрокинулись, уронив капюшоны, к тронной площадке, я тоже голову задрал, пальцы обхватили прутья, вжимаю лицо в холодное железо.

У перил рядом с Харальдом возвышается в богатой жреческой робе оттенков крови сама Клыкопатра.

Арх всемогущий! Я пропал…

Коня на скаку остановит – сказано слабо. Такая БТР на полном ходу перевернет. Габаритами бабища как минимум не уступает Гюнтеру, ее арбузами можно вышибать двери, черные, как нефть, волосы заплетены в тяжелые толстые косы до пояса, а челюсти… такими можно дуло танку перегрызть, вытянуты как морда динозавра, не раскурочить и атомной бомбой. Раскрываются на шесть «лепестков», напоминая щупальца спрута.

– Как она эту тяжесть таскает?! – вырвалось у меня.

Ко мне подскочил Борис, тоже уставился вверх.

– У нее под одеждой, между лопатками, какой-то движок, работает на убойном топливе, соединен с нервами и мышцами. Без движка человечьи мышцы такую пасть ни удержать, ни даже приоткрыть не смогут.

Культист вернул Бориса на место, а я уставился на жрицу, та вышла на середину балкона к перилам, развела ручищи, что-то пророкотала, толпа взревела от ликования, рычат и воют как оборотни, приветствующие луну. В ее челюстях какой-то усилитель звука, превращает голос в монстроватое эхо, от него стены трясутся, по коже мурашки.

Клыкопатра вещает на яростном искаженном инглише. Переводчик из меня фиговый, но общий смысл проповедей любого вождя секты уловить несложно. Мелькают ассоциации с одним дяденькой с челкой и усиками.

В конце раскаленно-железной речи она зарычала в потолок как дракон, сразивший на охоте жертву, и зарычали все. Харальд, галантно держа ее за руку, усаживает на трон.

Казалось бы, после такого массового психоза зачем еще гладиаторские бои? Все и так уже словили экстаз.

Но на арену меня вытолкнули.

И это оказалось натуральной подставой. Противник, худой и заросший, как Робинзон, запуганным видом и огромными от страха глазами сообщает, что не умеет ни драться, ни убивать, да и не хочет вовсе, а хочет исчезнуть куда-нибудь из этого кошмара, забиться в щель.

Как я его понимаю.

То есть, противник, конечно, халявный, подстава в мою пользу, видимо, и впрямь успел себя ознаменитить, сливать меня в первом же бою явно не хотят. Я еще раз глянул на Клыкопатру.

Но ирония в том, что убить не смогу. Борис заверял, враги будут агрессивные, нападут первыми, таких я мог убивать без угрызений совести, как делал не раз в Руинах.

Но этого – нет.

Ладони устало садятся на пояс, обозреваю трибуны ненавистным взглядом. Вот что хотите делайте, твари, а его убивать не буду! Людоеды, рычавшие благосклонно, теперь все громче изрыгают недовольство, слышу ругательства, жаждущие крови вскакивают с мест, машут руками, на эти звериные морды смотреть страшно, но, стиснув зубы, смотрю.

Я повернулся к врагу спиной, надеясь, что нападет, но дождался лишь того, что из трибун на арену выпрыгнул культист, пошел на нас. Я узнал, это конвоир, брат того уродца, которому я вчера засветил в челюсть, угрожал расправой.

Он навис, как ястреб, над моим затравленным противником, тот на корточках скрючился, ручонки обняли туловище, дрожит, ноет, культист пнул в плечо, бедняга откатился, вжался в борт арены, скелет над ним угрожающе перехватил алебарду.

Культист зыркнул на меня.

– Как смеешь огорчать великую жрицу, падаль?! Раздави эту блоху, порадуй взор жрицы отблесками свежей крови!

Ишь, как завернул, поэт. Вот что культ личности творит с психикой.

Он подбежал ко мне, встал сбоку, когти перчаток дергаются, один удар такими превратит мою руку в тряпку. Культист тыкнул челюстями в раба, тот ползет прочь от скелета к центру арены.

– Убей его, иначе порву тебе глотку!

Я стиснул кулаки, губы в узел, взгляд заострился.

– Дерись!!! – рявкнул культист.

Что ж, это мысль.

Я сделал подсечку, и культист опрокинулся на спину, а когда вскочил, ошеломленный, я уже танцую вокруг него упругий бойцовский танец. Толпа явно не ждала, ей, судя по реву, нравится.