Олег Фомин - Руины Арха

Борис подобрал с пола пистолет, трофей перелетает ко мне, ловлю.

– Обращаться умеешь? – спросил он.

Щелкаю предохранителем. Пистолет крутанулся ковбойски, ствол за пояс.

– Разберусь.

Бориса кивает на убитого главаря.

– Сними доспехи. Твои.

– Но…

– Без «но».

Колеблюсь. Подошвы начинают шаркать. Присаживаюсь над трупом, возня с ремешками. Катя умывается у статуи жрицы, ладошки под кувшинным водопадом. Борис свернул в рулон черную меховую подстилку главаря, торба заглатывает, будто пасть гигантского червя.

Доспехи с вожака снял, надеваю нагрудник, затем черед наплечников, застегивать ремешки помогает Катя, мокрый платок в ее кулачке оттирает пятна крови с моего лица, с жилета, с костей доспехов.

– Спасибо, – шепнул я.

Отстегиваю от ремня арбалет.

– У меня теперь пушка, так что… Прикрывай с тыла этим.

Глаза Кати бегают, пальцы ощупывают детали оружия, прислушиваются.

– Не умею стрелять…

– Научу. Вчера тоже не умел.

Борис у реки умылся, прополоскал рот.

– Ну, – говорит, подходя к нам, – думаю, этим акт мародерства ограничим. В путь.

– Ты же говорил, в Руинах любая ржавая скрепка имеет цену, – напомнил я.

– Имеет, – согласился Борис. – Но мерзы… Самое ценное мы взяли, остальное пусть тлеет вместе с их гнилым мясом. Я, знаешь ли, тоже бываю брезглив.

Катя присела рядом с ним, платочек вытирает пятна крови с плаща.

Ощущения как после трени в качалке. Пыхтим как кони, пот ручьями, но ничего особенного. Хотя если подумать… я только что зверски прирезал чело… Нет уж. Мерза есть мерза.

Покидаем красивый, не заслуживший столь грязной битвы зал через трещину в стене, оборачиваюсь увидеть напоследок каменных дев, и меня глотает узкий сырой коридор.

В доспехах непривычно, но для своего массивного вида они легкие, все же кость – не железо. Интересно, смогут защитить от стрелы или пули? Вряд ли… Но от удара дубиной спасут, а это немало. И от челюстей какой-нибудь гадины уберегут, хотя после можно будет выбросить. Зато будет кому выбрасывать.

По дороге вручил Кате связку с арбалетными болтами, учу стрелять. Арбалет плюет стрелы в грибы, чаши для огня, обломки плит, барельефы, один раз даже в рычуна, но тот удрал прежде, чем туда прилетел болт. И к лучшему. А то убежал бы с болтом в заднице, а болтов дефицит.

Тиски коридоров раздвинулись, даже дышать легче, словно вместе с туннелями стали шире легкие.

Фигурка Бориса в плаще с видом от третьего лица такая привычная, часто увлекаюсь, воображая его своим аватаром, будто каждое его движение направлено мною.

– Интересно, что он чувствует? – шепнула Катя. – О чем думает?

– Сам бы хотел знать. Или не хотел…

– С ним спокойно. Как за стеной.

– Нравится?

Катя тихонько захихикала, локоток пихает в ребра панциря.

– Отелло!

– Не… С ним почти как с отцом. Болтаем, будто не в Руинах, бдительности ноль, а он всегда начеку. За всем следит, просчитывает, из какой щели какая тварь может выскочить, против каждой у него средство. Крыша лопнет держать все это под контролем. Я бы сдох от нервов раньше, чем от монстров.

– А что будет без него?

– Давай не думать об этом.

– Давай.

Устроились на привал, я ушел отлить в соседний коридор, так бы просто отвернулся и зажурчал, но теперь с нами Катя, иду подальше, чтоб не услышала.

Стена осквернена, поздравляю себя с облегчением, затягиваю ремень, посвистываю, но тут… жалобный писк. Умолкаю. Пищит вновь и вновь – из пробоины в стене чуть дальше.

Осторожно заглядываю за кирпичи.

Завал. Рухнули плиты размером с микроволновки, одна придавила хвост мыши размером с упитанную крысу. И все же мышь.

Точнее, смышь.

Смышей в Руинах тьма. Путешествуя с Борисом, а затем и с Катей, то и дело видел мелких серых грызунов, исчезали белыми вспышками, но такую огромную вижу впервые.

Борис рассказывал, хвосты смышей – источники силы. Если пережать чересчур, смышь не сможет телепортироваться.

Похоже, здоровячку не повезло.

Судя по грязной растрепанной шерстке, прижат давно, визг усталый, но повторяется упрямо, хвост вдавило почти весь, смышь не может даже развернуться, чтобы прогрызть и процарапать ловушку.

– Бедняга…

Мордочка повернулась ко мне, писк оборвался. Подхожу ближе, частые бумы в груди. Круглые черные бусинки с белыми звездочками смотрят на меня, в них не тупой животный страх, а какие-то мысли насчет меня. Почему-то думаю об этом смыше в мужском роде.