Иван Ревяко - Сегодня мы откроем глаза

Все эти десять дней на подоконнике без устали сидели двое мужчин: один был сероглазым молодым парнем, а второй уже мужчиной постарше с темно-темно-зелеными, даже болотными глазами. Они сидели, смотрели друг на друга, иногда о чем-то разговаривали и постоянно играли в шахматы. И все десять дней длилась одна партия. Двадцать пятого июля черные, вопреки всем правилам, походили первыми. Белые же, в свою очередь, отвечали более чем достойно: одну за одной они поглощали черные пешки. И вот случилось что-то — и в наступление перешли черные. Таким же образом с белого поля пропали сначала все пешки, а затем и другие фигуры.

Сейчас же у мужчины с зелеными глазами оставались лишь ферзь и король. Черные, стремясь уже который день побыстрее одержать победу, перешли на более агрессивную игру. Они ходили быстро и резко, возможно, совершенно не думая.

— Ну, ходи, чего же ты медлишь?

— Это мне как раз-таки на руку, — спокойно ответила Жизнь.

У этой игры совершенно не было никаких ограничений по времени: она могла закончиться как в эту же секунду, так и через сорок лет. Все зависит от того, кто умнее или кому больше повезет.

Они играли еще два дня. И за два дня ничего, совершенно ничего не изменилось, но играть им было интересно. Всегда интересно играть, если есть на что играть.

В комнату зашла Оливия, к сожалению, так же, как и Амалия, изрядно постаревшая. Она села на стул у изголовья, нежно, почти невесомо, боясь повредить хоть одну клеточку ненаглядного тела, взяла руку Софы. Слегка сжимая ее, женщина смотрела на дочь.

«За что?» — эта фраза только и делала, что крутилась у нее в голове. Дело было во многом: прежде всего, в Софе. Почему человек с такой чистой душой, вряд ли сделавший вообще что-либо плохое, должен сейчас находиться между жизнью и смертью только лишь потому, что какому-то человеку что-то внутри дало право лишить жизни не только молодую девушку, но и еще десятки людей? Почему вообще в мире такое происходит постоянно и повсеместно?

А знаете почему? Потому что в людях мало любви, это первое, и уважения. Именно уважения. Ведь теракты, убийства, издевательства, избиения и прочие ужасные вещи почему происходят? Потому что люди не могут признать того, что есть взгляды на жизнь, отличающиеся от их, потому что существуют люди, которые так же, как и они, вполне уверенно думают, что правы они, а не остальные. И это, естественно, задевает их чувства. И в своих головах они пытаются сделать мир лучше. А лучше ли? Я думаю, что нет. Они не делают его лучше тем, что убивают не таких, как они. Они делают лучше только себе, потому что люди уверенны, что мир — это только то, что у них внутри и только то, что окружает их. А другие — это просто мебель, неугодная и не нравящаяся им мебель. Если бы у меня в комнате стояла некрасивая тумбочка, я бы тоже попытался от нее избавиться. Но люди не тумбочки, и даже не шкафы. Люди — это люди. А тумбочки — это те, кто не понимает этого и смотрит на мир и на других однобоко, с выгодного себе ракурса.

— Ты будешь ходить или нет? — Смерти явно не нравилась медлительность Жизни. — Ты хочешь повторить историю с тем парнем?

— Может да, а может и нет, — мужчина, не отрываясь, смотрел на доску, ища выходы из затруднительного положения.

— Если да, то помни, в этот раз я не дам тебе выиграть.

Парень с серыми глазами улыбнулся. Так не улыбался ни Джон, когда впервые встретил семью Рея, так не улыбались ни Софа, стоящая на крыше вместе с парнем, ни Рей, смотрящий на Софу. Так улыбаются люди, план которых идеально сработал, противник полностью в их власти, они всех перехитрили, и никого им не жаль.

Юноша поднял глаза и все понял: что бы он ни придумал и как бы ни сделал ход, соперник знает все наперед, знает, как потом походит, чтобы загнать в ловушку и безжалостно уничтожить. В его зеленых глазах прочитались страх и всепоглощающее отчаяние, возможно, близкое к безумию. Совершенно не соображая, он поднял фигуру и поставил.

— Ходи… — отчаянно произнесла Жизнь, все еще смотря в серые глаза, так насмешливо выражающие превосходство.

Бледная рука с бледно-голубыми, слегка выпирающими, венами медленно подняла ферзя, превознося его над всей шахматной доской. Поставив его на другую клетку, Смерть еще раз посмотрела на Жизнь и нахально, дерзко и даже пренебрежительно, как будто зверь, смотрящий в глаза будущей жертве, произнесла:

— Шах …

Теперь ее рука потянулась к белому королю, который неимоверным образом превратился в белого ангела с длинными русыми волосами, и, грубо дотронувшись до его головы, продолжила: