Наталия Янкович: Другой мир. Том 1

Однако тяготение фантастики того времени к романтизму сослужило плохую службу. В 1929 году Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП) издала программные статьи, анализ советской литературы последних лет. Сборник назывался «С кем и почему мы боремся». Во главу угла поставили поиск того, что мешает развитию прогрессивной пролетарской литературы.

Секретарь РАПП литературовед и критик Владимир Ермилов написал статью, которую назвал «Против мещанской красивости», там он назвал романтику сифилитической заразой, которую пролетарское творчество подхватило от разлагающейся Западной Европы. Коллеги по РАПП подняли на знамя яркий лозунг начальника. И теперь следовало, что мечтатели об иных мирах могут быть приравнены к контрреволюционерам: писатели-романтики должны либо изменить отношение к миру, либо исчезнуть из советской реальности.

«Буржуазии нужен романтизм, потому что действительность заставляет ее, эту действительность, фальсифицировать; нам не нужен романтизм, потому что нам не для чего приукрашивать, нам не для чего выдумывать «идеальную правду», зачем нам нужны символы? Наша действительность героична сама по себе», – это основной упор РАППовцев. Все это укладывается в мировосприятие того времени.

Я читал и более «интересные» высказывания. Например, в газете «Правда» от 1922 года автор пишет о том, что не стоит приговаривать преступников к большим тюремным срокам, потому что через несколько лет наступит время коммунизма, соответственно, преступлений и тюрем не будет. Поэтому не легче ли писать в приговоре «до наступления светлой эры коммунизма»? Нужно четко понимать мировосприятие того времени. Многие верили в то, что так и будет.

Победа большевизма действительно была удивительным событием. И люди или верили каждому слову своих вождей, или сопротивлялись. От этого и пролилось столько крови. Одни искренне строили новый идеальный мир и вычищали других как скверну. Разочарование после провала нас не оставляет до сих пор!

Статьи под общим названием «С кем и почему мы боремся» были первым камнем в стену отчуждения фантастов и реалистов.

Евгений Харитонов, авторитетный деятель современного фэндома, в конце 90-х годов писал:

«Разгоревшиеся в 1960-х годах и не утихающие поныне жаркие споры о социальной и художественной природе фантастического метода (к сожалению, в критике все еще бытует изначально ошибочное определение фантастики как жанра), стремительно увеличивающийся фонд специальной литературы и диссертационных исследований создали благоприятную почву для формирования новой области знания – фантастоведения (или фантастиковедения – кому как нравится), как раздела общего литературоведения и искусствознания…»;

«Однако, если в Западной Европе и США фантастоведение давно и благополучно развивается в самых разнообразных направлениях, то в отечественном литературоведении и искусствознании эта наука до недавнего времени оставалась в положении enfant terrible. Судьба науки о фантастике в нашей стране почти столь же драматична и противоречива, как и судьба самой фантастики. Небрежение академической науки по отношению к фантастике имеет под собой не только идеологическую подоплеку, коей мы не станем касаться, но и целый ряд куда более значимых в данном случае – чисто «литературных» причин. Одна из них – банальная привычка (укрепившаяся еще с 1920-х гг. и, увы, сохранившаяся в критике и поныне) рассматривать фантастику исключительно как явление массовой субкультуры, разновидность низовых форм художественного творчества (паралитература). Однако такая точка зрения проистекает, скорее всего, из-за недостаточного понимания специфики и жанровой полиморфности фантастического текста…»;

«В другом же случае научную фантастику (далее – НФ) относили к разряду детской литературы, призванной в доступной форме популяризировать научно-технические знания. Некоторые резвые умы (в их ряду, к сожалению, и некоторые из писателей-фантастов) пытались даже загнать фантастику в узкие рамки одной сверхзадачи – звать молодежь во ВТУЗы…»;

«В начале 1980-х гг. в отечественной НФ сложилась «ситуация 37-го года» – фантастику в очередной раз попытались запретить. Закрывались клубы любителей фантастики, разгонялись редакции НФ, бесконечные проволочки по линии КГБ, ЦК ВЛКСМ и обкомов партии… Коснулось это и литературоведов, специализирующихся на НФ».

Я не зря так много цитирую Евгения Харитонова, потому что тут прослеживается едва ли не вся история советской фантастики. События, деформировавшие российскую литературу, которые откололи огромную ее часть. Отсюда и скудность идей и художественных методов.