Алексей Янов - Экспансия

Быстро «переобувшийся» посадник Артемий Астафьевич, имел глупость остаться в столице. И сейчас, взобравшись на помост, он что – то громко вещал народу, вроде как расписывал всем собравшимся перипетии недавней битвы.

В первых рядах стояли священники с иконами и хоругвями, за ними возвышались многие из числа сбежавших из столицы во время бунта бояр с купцами, массово нагрянувшие сегодня с утра в город. За спинами вельмож шумно толпился простой народ. И тут, по моей команде в открытые ворота Старого Окольного города рысью устремились ратьеры. Воротные стражи не успели как – то прореагировать. Со всех сторон послышались испуганные крики, вскоре перешедшие в рёв и стон, людское море заволновалось.

Уже почти столетие резиденция смоленских князей была вынесена за пределы Детинца и Окольного города. Княжеские войска в городе на долговременной основе тоже давно не размещались. Эти традиции, истово поддерживаемые смоленским боярством, я был намерен здесь и сейчас сломать.

– Я здесь полновластный князь! – что есть мочи, громко прокричал я, поднявшись в конских стременах. – И никто более и никогда не посмеет мне указывать, где я должен держать свои войска и откуда править княжеством! Я здесь высший закон, я здесь главный порядок. Вот вам моё слово! Кто пойдёт против моей воли, против моего слова – мигом лишится головы! С сего дня я запрещаю созывать Вече!

Первые мгновения над площадью царило безмолвие, никто не решался перечить княжескому слову. Посадник, новый «тысяцкий» (старый, Михалко Негочевич погиб во вчерашнем бою), кончаковские старосты и сотники, другие бояре и купцы сбившись в кучки, тоже молчали, поражённые услышанным. Но было заметно, что лица горожан, после моего показательного демарша совмещённого с публичным выступлением, сразу приняли угрюмый, настороженный вид. В открытую выражать недовольство пока никто не решался, только перешёптывались, недовольно стреляя по сторонам глазами.

Вдруг на помост взобрался боярин Юрий Нежданович, отсутствующий вчера в городе. Он торговал воском и льном с немцами. Предварительно отвесив народу поясной поклон, боярин, что есть силы, громко закричал, обращаясь к собравшемуся на площади народу.

– Господа и братие! Земля наша стоит испокон века на Правде и Вече, а князь хочет нашу святую старину, наш покон похерить! Не бывать тому!

Я кивнул взводному арбалетчиков.

– Сними этого болтуна!

Раздался щелчок, загудел металл дуги, и вылетевший болт угодил оппозиционеру в подреберье, высунувшись с противоположной стороны, пробив руку в районе предплечья.

– Нежилец! – прокомментировал восседающий рядом со мной на коне полковник Бронислав, глядя на заваливающееся тело, рухнувшее прямо в толпу.

Площадь, словно разверзшийся в небесах гром, взорвалась негодующими криками. Из толпы взметнулись вверх руки, кулаки, многие сжимали дубины и оружие.

В это время ротные колонны моих полков спешно переправлялись по мосту. Первые ротные коробки уже занимали причалы. В это время бледный, словно снег, посадник Артемий Астафьевич выдвинулся на край помоста. Он понимал, что сейчас решается не только его судьба, но и определяется дальнейшая участь города.

– Братие! – над площадью разнёсся взволнованный голос посадника. – Вижу, у Смоленска нет воли стать за княжа Владимира, за его кривду! Мы вольные люди, а не холопи, а потому сами вольны призывать на княжение лЮбого нам князя …

– И этого говоруна сними! – приказал «замку», тот лишь молча кивнул и вскинул арбалет.

Посадник заодно с «тысяцким» при вторжении войск Ростислава Мстиславича повели себя очень некрасиво. Мало того, что даже не попытались оказать интервентам сопротивление, они сами перешли на их сторону. Быстро поддавшись улещеваниям дорогобужца, обещавшему всем вместе и каждому в отдельности золотые горы.

– … за старину! – надрывал голосовые связки посадник, его поддерживали отдельные выкрики из толпы:

– Не хотим во Владимира кабалу!

– Мы не холопи!

– Смоленск – вольный град!

Но в толпе слышались и голоса моих сторонников.

– Не брехай, посадник!

– Мы за Владимира!

Было видно, как собравшийся на площади народ разделялся прямо на глазах, в отдельных местах среди горожан встали вспыхивать стычки.

– Братие! Бей княжьих прихвостней! С мосту их …, – это были последние слова посадника, он захрипел, захлёбываясь собственной кровью и стал заваливаться на настил.