Прекрасный Старый Мир

— Посему, нужно вам становиться академиком, иного выхода я не наблюдаю, — продолжил Глава, несколько сбив мои порывы. — Скажите, Ормонд Володимирович, в какой дисциплине вы достаточно искусны, дабы экзамен, пусть упрощённый, сдать? Поблажек не будет, но в рамках сложившейся ситуации — одна наука. Любая, по вашему выбору. Не сомневаюсь, что автор вашего проекта познания хотя бы в одном направлении имеет достаточные, — выдал глава, ввергнув меня в пучины размышлений.

То есть, выходит не “обман и грабёж”, а проверка (наверное). Да и прямо скажем, утрясание иерархических моментов, поскольку в чём Изяборыч прав, так это в том, что недовольных будет тьма. Ежели я “гениус” — то моё положение над собой примут, но и гению надо это доказать, причём не “кроликом из шляпы”.

Ну, положим, вариантов-то у меня нет, ежели экзамен сдавать. Математика, кою я и ранее знал для профессии достаточно, да и последнее время освежил память и поднатаскался немало. Всё остальное — либо отсутствует ныне как “науки”, либо я излишне поверхностно знаком.

— Дисциплины математические знаю я в достаточной мере, — отвествовал я.

— Уверены? Вроде бы и патент у вас по химии и идеи с выпрямителями, — удивился Глава.

— Уверен, Всеслав Изяборыч. Химия и иные дисциплины изучены мной поверхностно или весьма узко. А использования их сродни озарению. В математике же я разбираюсь достаточно, дабы названые вами испытания сдать.

— Вам виднее, Ормонд Володимирович. Седмицы вам на подготовку к испытанию и отдых хватит? — осведомился Изяборыч.

— И да, Люциночка, поздравляю тебя и отпуску тебе декаду, более не могу, — проскрипел Остромир, на что Люц деду с благодарностью кивнула.

— Седмицы хватит, — прикинул я. — А вот остальные…

— А вот к остальным вопросам вы подключитесь после отдыха и экзамена, — отрезал Изяборыч. — А вопрос с вашей идеей обсуждается на самом высоком уровне. И не опоздаете, пока бюрократия тянется, — улыбнулся он на моё выражение морды.

Ну, похоже, что так, несколько расслабился я. Вообще, ежели подумать, глава и так на немалое нарушение правил академических идёт: академик по одной науке — вещь невозможная, либо эфирное оперирование на уровне высоком потребно, либо смежные направления наук иных.

А у меня выходит всё же награда, но не как я ожидал, а более разумная. Вот в чём Глава прав, так это в том, что служить мне без экзамена тяжко будет. Саботаж не саботаж, а забастовку италийскую сотрудники, годами положение академика выслуживающие и выучивающие, устроить могут.

— В кассу довольствия зайдите, — подал голос и Лавр, передавая мне несколько листов со стола. — И, Ормонд Володимирович, видно, и закончилось моё кураторство, — пожал он мне лапу. — Удачи вам и дальнейших успехов, — пожелал он.

На том мы и покинули кабинет. В кассе, кстати, нас осыпали, нужно сказать, весьма щедро, деньгами. Например, налоговое бремя с нашего особнячка мы точно снимем (что я, собственно, тут же и сделал, благо касса и в качестве представительства мытной Управы функционировала). И ещё осталось, причём немало. На предложение “поделить” девчонки дружно ответили отказом, значит, положу в тумбочку да будем брать по необходимости, решил я.

— Куда мы теперь? — осведомилась моя овечка, смотря на задумавшегося меня.

— Вообще, домой можно, — прикидывал я. — К родственникам ранее вечера смысла ехать нет. Но мне вчера Даросил Карлович одну вещь напомнил, — ухмыльнулся я. — Да и навестить ряд лиц не помешает. В общем, я бы, пока время есть, в Посольскую Управу заехал. А вы…

— А мы с тобой, — выдала Люц, поддержанная милиным кивком.

Ну, хотят — так пусть будут, не помешают, заключил я. Отфонил в отчий дом, где Авдотья уверила, что мне и моим спутникам рады в любое время, распоряжение отца. И что предупредит его о вечернем визите.

На чём с домоправительницей распрощался. Направились мы в Посольскую Управу, где был ещё один момент. Несколько мной не то, чтобы забытый, просто неучтённый. А именно, я до сих пор был служащим Посольской Управы, пусть не на жаловании. Соответственно, никаких пропусков-сопровождающх было не потребно. Более того, Милу я провел вполне “под свою ответственность”.

Ну направилась моя корыстность, первым делом, за премией, мной полученной, да за делами позабытой.

Серонеб Васильевич обретался на складе, был всё так же жив, здоров и жадность свою источал столь мощно, что, казалось, затоплен ей весь этаж. Узрев морду улыбчивою мою, в лике жадина переменился, карманы свои охлопал (вот гад, подумал я. Никогда не брал ничего без дозволения и соответствующих бумаг!).