Юлия Журавлева - В другой мир на пмж (СИ)

На суде звучало много диспутов об этической стороне вопроса. Жизни он спас, только цена за спасение оказалась слишком большой. Почти сотня менаров подверглась воздействию этого препарата, но ведь скольких прекрасный врач спас и без него? Опять же, действовал он бескорыстно и честно пытался все исправить. Наверное, если противоядие возможно было найти, приговор мог бы быть другим. Суд привлек лучших врачей и исследователей в области медицины, чтобы вынести вердикт, возможно ли нейтрализовать влияние наркотика. После долгого изучения препарата и принимающих его, вывод был такой: препарат влияет на мозг и его последствия необратимы. Более того, настолько разрушительны и губительны для всего организма, что еще пару лет приема, и пациент бы умер уже из-за самого лекарства.

Суд учел все обстоятельства и принял, возможно, самое жесткое для мага-целителя решение — заблокировать магию и полностью запретить медицинскую практику. Адальвейн был одним из тех, кто ходатайствовал против смертной казни, его солдат доктор спас немало. А Кунг Рамзи, оказывается, когда-то спас самого доктора в одной из битв, вот в оплату этих долгов я сейчас пью молоко в его доме, а Вейн спит на втором этаже.

— Подождите, — я почувствовала несоответствие, — но ведь если магию у вас заблокировали, как же вы спасли Адальвейна?

— При исцелении не обязательно пользоваться магией, достаточно использовать свои жизненные силы, — небрежно ответил Ивиц.

— Так это же смертельно для организма, если взять чуть больше…

— Я бы все равно скоро умер, бесславно, в своей постели, один, да еще с кучей долгов. Теперь у меня на два долга меньше. Моя совесть немного чище, а умирать будет чуть-чуть спокойнее, — это было сказано так, что я невольно ужаснулась, с каким грузом живет этот менар, — до нас уже докатилась весть о пропаже Владыки, — продолжил Ивиц, — чтобы там не затевалось, это надо остановить, — твердо сказал старик и посмотрел прямо на меня. — В ящике стола в моей комнате бумаги, принеси их.

Я оставила пустую кружку, которую выпила, не почувствовав вкуса, и пошла за бумагами, даже не спросив, зачем. В столе был один ящик, в нем перевязанная веревкой кожаная папка. Отдав ее Ивицу, а, затем, подав перо с чернильницей, я смотрела, как он что-то дописывает.

— Держи, — старик вернул мне папку. — Теперь этот дом твой, завещание, а также свою последнюю волю я заверил, так что вопросов ни у кого не возникнет.

— Да ну что вы! — поразилась я, — мы отсюда скоро уедем, а вы останетесь, зачем же нам ваш дом?

— Про останусь, — кривая усмешка сделала морщины совсем глубокими и резкими. — Я хочу, чтобы меня похоронили под серебристым рушем, это дерево в глубине моего сада. Мне недолго жить, всего несколько часов, которые я бы хотел провести один в этом кресле. А ты запомни: магам верить нельзя, они давно что-то замышляют. И будьте осторожнее. Не хочу, чтобы мой последний поступок оказался напрасным.

Я слушала его спокойные уверенные слова и не могла поверить. Этот менар не цеплялся за жизнь. Не за что ему было цепляться, точнее, не за кого, но ведь не на столько, чтобы жертвовать собой ради двух чужаков? Или настолько? Ему, так давно живущему со всем совершенным злом, пусть и не умышленно, просто необходимо хотя бы немного искупить вину. Напоследок он успеет совершить что-то хорошее, раз судьба дала ему такой шанс. Это жертва, которую надо принимать с благодарностью.

— Спасибо, — я прижала папку к груди. — За все спасибо!

В моих глазах блестели слезы, но плакать не буду. Если еще утром я не знала, что делать, то сейчас знаю точно: надо спасать Владыку, родителей, детей — всех, кто еще попался под горячую руку заговорщикам. Потому что жертвы не должны быть напрасными.

Как Ивиц и просил, я оставила его в одиночестве смотреть на огонь, поднялась наверх, накрыла Вейна покрывалом и положила ему подушку под голову. Сама же завернулась в одеяло на кровати, безо всяких моральных терзаний оставив менара на полу. Перетащить его я все равно не смогу, а нормально выспаться и отдохнуть надо. Силы мне еще понадобятся. Стоило закрыть глаза, как сон сам нашел меня. Так и должно быть. Моя совесть будет чиста. Я все сделаю правильно.

Мое утро началось с дежавю, а, может, в моей жизни намечается своеобразная традиция. Проснулась я от прикосновения. На этот раз меня хотя бы не трясли за плечо, а нежно проводили пальцем по щеке. Я мгновенно открыла глаза, сна как будто не было, именно поэтому успела увидеть, как Вейн отдергивает руку и, смущаясь, прячет ее за спину. Впрочем, мне сейчас было не до смущения, я разглядывала его раны и понимала, что от них почти ничего не осталось, крупные кровоподтеки превратились в едва заметные синяки, от большинства ожогов не осталось даже шрамов, да и в целом он выглядел несравнимо лучше вчерашнего.