Андрей Смирнов - Бог Непокорных

— Нет путей, ведущих к свободе, — ответил аскет. — Поскольку свобода присуща нам изначально. Невозможно найти то, что никогда не терял. Есть лишь пути, ведущие к избавлению от рабства, и в конце каждого из них тебя ожидает смерть.

— Почему в конце каждого из них ждет смерть? — Спросила она.

— Потому что то, что зависимо, должно исчезнуть, чтобы открыть дорогу тому, что необусловлено; также можно сказать — и думаю, это сравнение будет тебе более понятно — что грязь, налипшая на сосуд, должна быть смыта для того, чтобы открылись чистота и совершенство сосуда.

Вельнис обдумала его слова и сказала:

— Если смерть ожидает меня , то значит, грязь — это я . Но если смыть меня, что останется?

— Ты отождествляешь себя со своими качествами, со своим прошлым, настоящим и тем, что, как тебе кажется, ждет тебя в будущем, — ответил аскет. — Однако это — лишь роль, принятая тобой на время игры, и эта роль может легко измениться. Для того, чтобы пробудилась ты-настоящая, должна умереть ты-играющая роль. И ты умрешь. Это произойдет с тобой трижды, и первая смерть случится совсем скоро. Придут твои братья, убьют меня и заточат тебя на долгие годы в гробнице, совершенно лишив возможности на что-либо влиять; ты будешь видеть ужасные вещи, совершаемые твоим именем и в твою честь, и не сможешь вмешаться. Придет время, и ты будешь освобождена, но ненадолго: великий голод, который зародится в тебе во время заточения, заставит тебя пожрать саму себя. Это твоя вторая смерть. Не знаю, сможешь ли ты отыскать себя среди миражей и ложных видений — один из Князей Тьмы сделает все, чтобы не допустить этого.

Если все-таки тебе удасться себя вспомнить, то третью смерть ты выберешь сама, по собственной воле, зная, что не сможешь уже возродиться. Если ты пройдешь этот путь до конца, то уже ничто не сможет сделать тебя зависимой. Даже я не смогу.

— Я не верю тебе, — сказала Вельнис аскету. — Братья со мной так никогда не поступят.

— Есть вещи, которые зависят от нашей веры, — ответил мужчина. — Но есть и такие, которые происходят независимо от того, верим мы в них или нет. Твое заточение — одна из последних.

— Но затем они одумаются и освободят меня?

— Они не одумаются. Тебя освободит мой ученик, когда конец света будет совсем близок, и Последовавшие вырвутся на волю.

— Твой ученик? — Она оглянулась. — Он был среди тех, кого я тут видела?..

— Нет. Он родится нескоро. Он туповат и лишен фантазии, зато красив и решителен. Ты полюбишь его и родишь от него сына.

Вельнис почувствовала, что краснеет.

— Признайся, смертный, ты только что все это придумал. — Величественно произнесла она, разглядывая лицо аскета и пытаясь угадать, не решил ли он над ней подшутить.

Аскет улыбнулся. Некоторые его зубы были испорченными.

— Возможно, — сказал он. — Но это не отменяет того, что все сказанное — произойдет. И разве моя история плоха? История любви смертного и богини, на мой взгляд, весьма романтична.

— Я не опущусь до того, чтобы совокупляться со смертным, — надменно бросила Вельнис.

— Ну что ж, один раз я пойду тебе навстречу, — улыбка аскета стала шире. — Пусть мой ученик будет бессмертным.

Они долго молчали. Аскет смотрел на Вельнис нежно, как на собственную дочь — капризную, но любимую, а Вельнис смотрела в сторону и думала о том, действительно ли братья пойдут на то, чтобы заточить ее в усыпальнице на бесчисленное множество лет — до тех пор, пока миру не придет конец и Солнечный Убийца не освободится.

— Если открывшему силу анкавалэна в равной мере подвластны прошлое и будущее, если само время и наполняющие его события столь же легко определяются им, как определяются рассказчиком события придуманной им истории — для чего тебе умирать от рук моих братьев? — Спросила Вельнис. — Ведь ты можешь сделать так, что они не придут. Или придут, но потерпят поражение и будут вынуждены уйти с позором. Или придут, но вместо битвы — склонятся перед тобой.

— На это есть две причины. — Ответил мужчина. — Хороший рассказчик не утверждает свою власть над своей истории, а напротив, отдает себя ей. Он слушает голос истории и позволяет ему звучать естественно и гармонично, не пытаясь навязать свою волю.

— Но ты мог бы придумать совсем другую историю, где все было бы гармонично без смертей, пыток и бессчетных лет плена…

— Мог бы, но я назвал лишь одну из причин. Есть и другая.

— Какая? — Спросила Вельнис, взглянув аскету в глаза.