Татьяна Дмитренко - Живая душа. Книга 1

Я более чем уверена, эта троица отдаёт себе отчёт в том, что девчонка крайне опасна непредсказуемостью и нестандартными возможностями. Не зря ведь шаман посоветовал избавиться от неизвестного фактора. Правда, осуществить устранение им не по зубам, здесь решения принимает не присутствующий триумвират, а господин 'признанный бастард короля'. Налицо недвусмысленный приказ Ревайни, как можно крепче привязать обездоленного ребёнка к доброму господину её судьбы.

У данного трибунала вряд ли получится воспользоваться шаманским советом и выставить меня за ворота в чём пришла, если шаман именно это подразумевал. Думаю, он дал вполне однозначный совет избавиться навсегда. Скорее всего, эта троица выдаст бастарду совершенно недвусмысленное предложение закопать опасную девку поглубже пока она дел не натворила. Каких? Ну, скажем, не прикончила кого-нибудь из здешнего истеблишмента просто так, от нечего делать.

Трое мужчин смотрят на маленькую, несчастную девочку, даже не подозревающую о предполагаемом решении устранить помеху навсегда. Испуганная малышка так растеряна и дезориетирована крутыми поворотами судьбы, что смотрит на больших дядей большими глазами, боится будущего (а кто бы на её месте не боялся) и ничего не может сообразить. Да сами посмотрите, руки нервно оправляют курточку, волнуется дитя, переживает и, можно сказать, трепещет перед высоким собранием. И никому не видно, что в это же мгновение из моего рукава выпала очередная иголочка. Как только она доберётся до магов, разделится на три части, все они обзаведутся крючком вроде рыболовного и прицепятся к одежде. После совещания эта троица вновь принялась за меня. И снова вопросы! Кто? Откуда? Кому? Зачем?

Отпустили меня перед самым обедом. Без долгих слов и объяснений отослали в домик, значит итогов совещания я не узнаю. Но и так очевидно, что некоторое время я тут поживу, если господа маги решат дело в мою пользу и при условии, что бастард внемлет совету магов. Про себя же я решила, что просто обязана стать полезной господину Ревайни, время есть. Поэтому надо правильно себя поставить, проявить способности и желание работать.

И начну я со здешней кузницы, которую мы с давешним чичероне облазили, что называется, от чердака до подвала. Понятный ёжик, что чердаков с подвалами там не было, зато было длинное здание, разделённое на шесть кузнечных горнов и в каждом трудилось человек по пять-шесть. И был там очень приятный старикан, главный над всеми железяками.

Поскольку меня не обязали сидеть в своей комнате безвылазно, я выпросила у поварят кусок хлеба с сыром и отправилась прямиком в кузницу. Мне пришёлся по душе их главный мастер Йонгуст, он скорее серебряных дел мастер, чем кузнец, но охотно становится к горну, если замысел этого требует.

- Доброго дня вам, мастер.

- И тебе, малышка.

- Разрешите вопрос.

- Говори.

- А что вы рисуете?

- Украшения для конской сбруи.

- Можно посмотреть?

- Смотри, - он передвинул в мою сторону лист серой бумаги.

Тонкий грифель из неизвестного мне материала изобразил круглую бляшку с цветочным узором.

- А сбруя для кого? То есть лошадь принадлежит женщине?

Мастер внимательно взглянул на меня.

- Да, дочь господина Ревайни пожелала новую сбрую для её Отваги.

- Понятно... - рука сама потянулась к грифелю.

Художник я или нет? Правда, в обычной жизни на планете Земля это не кормило ни меня, ни мою семью, но ведь образование я честно получила. И рука моя тверда и желание рисовать присутствует, так почему бы и нет?

- Хочешь попробовать? - моё движение не прошло мимо мастера.

- А можно?

Он подсунул мне лист бумаги, положил парочку грифелей

- Пробуй. Потом покажешь.

- Спасибо вам.

Я вскарабкалась на довольно высокий табурет, встала на коленки, чтобы опереться локтями на стол, прикрыла глаза и вспомнила замысловатый кельтский узор, который мой учитель называл 'идея бесконечности'. Около часа мы молча трудились над своими рисунками. У меня получилась одна квадратная бляшка с кельтским узором и две овальных. В одну из овальных я вписала свернувшуюся пантеру, любимый скифский мотив, зато вторая явила драконью голову в обрамлении языков пламени, да ещё и высунувшую раздвоенный язык. Глаз получился очень злобным и прищуривался весьма многообещающе.

- Ну-ка покажи, - мастер подтащил к себе мой лист.

Рассматривал он его очень долго, затем отложил рисунки в сторону и свёл руки в замок на животе.