Татьяна Дмитренко - Живая душа. Книга 1

И наконец прозвучал правильный вопрос:

- Что же ты молчишь?

- Наставник Йонгуст, если вы зададите вопрос, я на него отвечу.

Старикан сузил глаза.

- Ты что, глухая?

- Нет, наставник, на слух не жалуюсь. Я просто-напросто не понимаю, о чём вы спрашиваете. Со всем уважением хочу заметить, что вопроса вы так и не задали.

Особист поднял руку и Йонгуст выдохнул воздух, а затем плотно сжал губы.

- Я прослушал твоё выступление на занятиях по истории, девочка, - мягко сказал Карионг, - и хотел бы выяснить, кто именно вложил тебе в голову эту мысль?

- Если вы сформулируете, о чём именно идёт речь, я охотно отвечу, господин Карионг.

Особист хмыкнул.

- Речь идёт о намеренном сокрытии знаний от лиц благородного сословия.

- Скорее о намеренном искажении знаний, - хмыкнула я, - а разве нет?

- Отвечай на вопрос! - голос обдал меня холодом.

Я пожала плечами.

- Отвечаю: доступ к книгам закрыт для всех адептов. Повторяю, для всех! В том числе для лояльных к власти, для бунтовщиков, для несогласных, согласных и недовольных. По-моему, вывод сделать нетрудно, любой учитель сможет вложить в голову ученика нужные знания, снабдив их акцентом, выгодным власти. Отсюда вывод: короне не нужны слишком умные подданные. И понятно почему. Проще всего управлять баранами, покорно идущими на бойню. Конечно, баранов можно ещё и сталкивать лбами на узкой дорожке, тоже помогает справиться с недовольными. Вот и всё.

Особист внимательно взглянул мне в глаза. Что-то он напрягся. Незаметно, но ощутимо в мою сторону потянулись какие-то призрачные протуберанцы, огладили по затылку мягкими лапами, скользнули к солнечному сплетению и исчезли.

Маг поморщился, прикоснулся к виску, ага, головная боль пришла. Госпожа Натиа говорила, что разумники всегда получают откат от неудавшегося сканирования. То-то собеседники Ревайни в том дорожном шатре виски растирали после беседы с девчонкой. Особист откинулся на спинку хозяйского кресла:

- Странные мысли для просторождённого ребёнка. Кто ты?

- Я человек. И господин Наварг, и господин Ревайни определили меня, как чрезвычайно странного ребёнка со знанием жизни, присущим взрослой женщине. Один из спутников господина Ревайни решил, что я одержима металлом. Вы можете вынести обо мне собственное суждение. Но скажу сразу: я ничего не знаю о том, кто я, откуда и почему оказалась в княжестве Варг. Можете меня на кусочки резать, но это всё, чем я могу порадовать лично вас.

- Зачем тебе понадобилось озвучивать собственные домыслы?

- Если вам доложили правду, то я не рвалась высказывать свои мысли, учитель задал вопрос и сам пожелал услышать ответ.

- Я знаю, - ухмыльнулся Карионг, - но мне доложили также, что ты улыбалась очень уж насмешливо.

- Ну, разумеется, господин Карионг, ибо учитель явно перестарался с пафосом, да и вообще такое количество сладкого очень трудно усвоить за один раз. И несуразиц в его повествовании хватало.

- А именно?

- Он упомянул об островных магах как о неумелых повелителях погод. А ведь их лидер потопил половину соединённого флота тех стран, что воевали против Островов. Если послушать учителя, то потери флота составили пару десятков галер, а это ложь, если называть вещи своими именами. Интересно, те сказки, что он озвучивает на уроках, ещё кто-нибудь слышал, кроме учеников? Столь откровенная фальсификация не делает чести этой школе. И не думаю, что господин Иснор одобрит откровенную подтасовку фактов. А уж как к этому отнесётся господин Ревайни....

- Значит, ты читала об этой войне?

- Да, ещё в Варге мне довелось прочесть странную летопись, причём, её подлинность подтверждена печатью самого Наварга. Там упоминалось, что островная королева Нарумани принесла в жертву собственное дитя, дабы ослабить воинов Нутавы и ей это вполне удалось.

Оба собеседника словно уплывали от меня, так менялись их лица, а остановившиеся глаза, казалось, видели нечто совсем другое, а вовсе не девчонку, упрямо гнущую свою линию защиты. Я даже поёжилась - таким отстранёнными стали их лица, кожа натянулась, и вообще оба мага как-то тяжело осунулись.

И я вспомнила, что последняя война отгремела всего-то десяток лет назад и, должно быть, не все раны ещё затянулись, не все потери преданы забвению, вон как их корёжит.

После продолжительного молчания меня строго предупредили о недопустимости подобных высказываний, сто раз напомнили о субординации, моём зависимом положении, а также о женской скромности (а это тут причём?) и выставили вон с приказом явиться на отработки к учителю истории не позднее завтрашнего вечера.