Юрий Мерлянов - Хроники императора. Начало пути (СИ)

За всеми тремя проходами были небольшие комнатки с уже знакомыми мне скульптурами, различавшимися между собой только цветом и размерами. Примерно метр, метр пятьдесят и два метра, на глазок. А расцветка порадовала, довольно неожиданно было обнаружить в однотонных помещениях бледно-желтого оттенка нечто настолько кричащее. Меньшее яйцо было ярко бирюзовым, притягивающим взгляд не столько цветом, сколько его насыщенностью и глубиной. Довольно впечатляющий эффект, по крайней мене разглядывал его я не меньше минуты. В противоположной, левой комнатке, яйцо имело нежно голубой, матовый оттенок, безо всякой глубины и прочей притягательности, никаких эффектов, просто приятный глазу цвет. Последнее же изваяние вообще ничем не радовало - обычный серый камень и ничего более. Интересные различия.

Яйцо на утесе было примерно одного размера с наименьшим из находящихся здесь, и отличалось грубостью поверхности, походя на обычный булыжник. Эти же полностью гладкие, я бы даже сказал, отполированные. Вернувшись к меньшему, бирюзовому, я уже с опаской уставился на него. Ведь одно дело просто осматривать, а решиться прикоснуться - совсем другое, я прекрасно помню прошлый сеанс на утесе, не факт, что переживу еще один. А есть выбор? Нет, ну и хрен с ним! Рука коснулась поверхности. И свет исчез. Что за? Мне это очень не понравилось. Тьма была сродни той, когда самый громкий звук издает собственное сердце, когда любой посторонний шорох неизвестного происхождения воспринимается как угроза и пугает до дрожи. Я стоял, дыша через раз, вслушиваясь и вглядываясь во мрак, пытался вызвать состояние отрешенности, и не мог. Только улавливал начало и сразу же происходил сбой, будто что-то специально срывало мои попытки. Странная мысль, а я все пытался и пытался.

Неожиданно появилось ощущения полета, тянущее чувство в районе живота все усиливалось и усиливалось, в душу стал закрадываться страх. Он еще не достиг уровня, когда его можно назвать липким и холодным, но все к этому шло. Мозг уже рисовал картины пропасти и множество кошмарных тварей внизу, в нетерпении ждущих падающий к ним кусок мяса. Это конец! Эта мысль хлестнула подобно кнуту и взъярила не хуже!

Плевать, сдохну, разобьюсь, но упаду на саму здоровью и прибью своим весом. Не сдохну, так буду рвать и метать, грызть глотки, захлебываясь чужой кровью и топя их в своей. Холодная ярость заполнила сознание, я стал предельно собран и в ближайшие секунды готов был не дороже продать свою жизнь, а отнимать чужие, чем больше, тем лучше, я собрался не умирать, а нести смерть. Отрешенность, полнейшая и безмятежная, четкие, лаконичные мысли в своей легкости уже не были теми неспешными рыбками в стоячей воде, они были хищными, быстрыми и собранными для единой цели. Падение все ускорялось, а я сжимался, словно пружина, напряженный до предела и готовый при первом же прикосновении хоть к чему-либо вцепиться и уничтожить. А когда снизу послышался множественный шелест, будто тысячи чешуек терлись друг о друга, расставил руки в стороны и, падая, заорал:

- Молитесь, суки, я иду!

По-прежнему стою во мраке, но под ногами уже круг света, разгоняющий тьму на отвоеванном им пятачке. Выше пояса я все равно почти ничего не вижу, похоже, возможности светового пятна не велики и не простираются так далеко. Но уже хоть что-то. Неожиданные переходы, галлюцинации - бред, или шутки хозяев? Очень все странно. Вдруг, со стороны послышались шаги, так может ходить кто угодно, но не человек. Тяжелые, медленные, они неприятно играли на нервах, заставляя еще больше напрягать зрение и слух, тем не менее, я был собран и готов отразить любую опасность. Уши четко улавливали любой звук, глаза пытались выловить мельчайшую смену оттенков мрака, дыхание было ровное, а тело готово к броску.

Нечто остановилось в полной недосягаемости для глаз, но в том, что я сам как на ладони, не было сомнений. Тишина затянулась. Потом над головой раздалось сопение и в шею ударило чужое, горячее дыхание, обдав все тело приторно сладкой волной. Я сжался в пружину, мышцы напряглись, готовые в любой момент кинуть тело в сторону и обратно, к уже видимому обидчику. То, что чужак как минимум с дом размером, меня не останавливало, я просчитывал возможные варианты. Во всех из них в конце была моя смерть, просто некоторые заканчивались быстрее, некоторые давали фору во времени. Сопение раздалось еще раз, теперь уже ближе. Страх, он был со мной с самого начала, был тем чувством, что отрезвляет от безрассудной атаки и сдерживает героические порывы, награждающиеся посмертно. Но он же и обессиливал, а посему был лишь вспомогательным чувством, дополняющим отрешенность, да и не воспринимался как страх таковой, своего рода предохранитель. Поэтому, когда сверху вниз ринулось нечто массивное и стремительное, мышцы бросили тело в сторону и резко швырнули обратно, уже в прыжке. Неизвестный враг, обрушившись вниз, полностью закрыл световое пятно и прыгнул я абсолютно не видя куда. Но прыгнул. Удар от столкновения на миг ошеломил, из разбитых губ побежала кровь, а руки уже шарили в возможности хоть за что-нибудь уцепиться. И нашли. Поверхность, горячая и влажная, лишь усугубляла неприятные ощущения. Кожа, или шкура, была бугристой и твердой, за что удалось зацепиться, мог лишь гадать, какие-то наросты, позволившие упереться в них ногами и схватиться руками. И все это вздрагивало, шевелилось. Неожиданно меня с силой вжало в тварь, а потом руки и ноги оторвались от опор и я ощутил полет. Меня просто подбросили и поймают внизу, мозг продолжал работать, анализируя любое изменение ситуации. Но поделать я ничего не мог. Сгруппировавшись, камнем полетел вниз, почувствовав на себе сначала горячее дыхание, а потом что-то шершавое и липкое ударило в спину. От неожиданности я раскрылся, и тут же левую руку и обе ноги обожгло невыносимым огнем боли, я дико заорал, не чувствуя ничего, кроме продолжающейся пытки. Отрешенность слетела мигом, мыслей не было, были только крик и мука. Липкая поверхность вдруг пошла вверх и вжала меня лицом в жесткие, мелкие пластины, ломая нос и заставляя захлебнуться кровью. Потом отошла назад и снова вмяла, словно тисками. До меня дошло, меня жуют, я в пасти этой твари. Сил не было, все тело было смято, огрызки конечностей просто вопили о переносимых муках, и любые движения, а они были постоянными, лишь усиливало все это. Захлебываясь кровью и содрогаясь в конвульсиях, я сделал единственное, на что еще был способен: "Что б ты подавилась, сука!"